Отражение звезды

Его снова заставили встать, подтолкнули к березе и, когда он, шатаясь, добрел до нее и прислонился к прохладному стволу, один из сучьев подвели под связанные руки и отпустили ветку. Сук выпрямился, и Мирон повис на нем, как на дыбе, с вывернутыми суставами. От страшной боли чуть не остановилось сердце. Он замычал, поднял голову. Сознание возвращалось медленно. Казалось, все вокруг затянуло зыбким сизым маревом.

Кружились в безумном хороводе деревья, облака, небо. Мельтешили темные пятна. Меняя свои очертания, они двоились, троились, становились похожими на людей, лошадей, а то вдруг сливались в мерзкие живые кляксы, тянувшие к нему щупальца-лапы…

Новая острая боль пронзила его, и Мирон едва удержался от крика. Один из воинов копьем располосовал ему рубаху сверху донизу, оставив кровавый след на груди. Но рядом кто-то угрожающе рявкнул, и толпа отступила.

Мирон поднял голову. Что-то теплое текло по лицу, скапливалось на губах. Он лизнул языком, почувствовал привкус крови. Что происходит? Отчего эти люди набросились на него?

Он обвел их взглядом. Ненавидящие глаза, яростные вопли. Заметил бледную, с окаменевшим лицом Айдыну, рядом с ней торжествующего Тайнаха. Вот оно что! Езсерский бег добился своего!

Но, как оказалось, он ошибался. Откуда-то сбоку появился Хоболай, тащивший за шиворот Никишку. Под глазом у черкаса отсвечивал синяк, руки заведены за спину, а рубаха изодрана в клочья.

Хоболай толкнул его в спину. Никишка едва не упал, но на ногах удержался. Хоболай же подступил к Мирону. В руках у него блеснул нож. Тот самый, что дал ему Эпчей накануне. Кыргыз что-то прокричал, и Никишка, не глядя в глаза Мирону, понурившись, перевел:

– Откуда у тебя нож моего отца?

– Объясни этому барану, что нож дал Эпчей для защиты на случай, если кто-то вздумает зарезать меня ночью, – с трудом проговорил Мирон.

– Я пытался сказать, но меня не послушали. Ироды! – быстро сказал Никишка и забубнил теперь уже по-кыргызски.

А Мирон вновь посмотрел на Айдыну. Неужто сомневается в нем? Верит, что он покушался на Эпчея? Но она отвела взгляд, в котором было столько тоски и боли, что у него дрогнуло сердце. Бедная! Каково ей сейчас?

Никишка замолчал.

Но Хоболай, похоже, не обратил на его слова никакого внимания, потому что поднес к лицу Мирона ту самую стрелу, которую выдернул из раны Эпчея.

– Говорит, что вы стреляли в Эпчея. Вас видели воины… – перевел его вопли Никишка. И добавил от себя: – Брешут, гады! Мы в это время возле костра сидели…

И тут Мирон вышел из себя.

Не обращая внимания на дикую боль, дернулся, раз-другой… С треском сук обломился, и он упал на колени. И, выдираясь из кучи воинов, мигом насевших на него, орал не своим голосом, взывая к Айдыне:

– Как я мог стрелять, когда у меня нет ни лука, ни стрел? А если воины видели меня, почему не схватили? И, главное, зачем мне убивать Эпчея? Чего ради?

Его вновь повалили, холодная сталь клинка коснулась горла. Мирон увидел Тайнаха. Тот, ощерившись, склонился над ним так низко, что он разглядел узкий шрам, перечеркнувший щеку, и капельки пота на лбу бега.

– Конец тебе, росомаха!

И вдруг кто-то рванул его за плечо так, что Тайнах завалился на спину, а между ним и Мироном выросла Айдына с мечом в руках. А рядом с ней – Киркей!

– Убирайся! – крикнула она. – Не видишь разве, орыс не убивал Эпчея! Это стрела мунгалов! Ты сам только что сказал об этом! Или тебе не терпится свести с ним счеты?

– Убирайся? – Тайнах вскочил на ноги и хищно прищурился. – Я уберусь, Айдына! Вместе со своим войском! И Хоболай тоже уведет своих воинов! Потому что на твоих землях ранили его отца!

– Стой! – Мирон с трудом поднялся на ноги. – Нельзя вам разбегаться! Равдан перебьет вас по одному!

Тайнах хищно прищурился.

– Орысы хуже грязных падальщиков! У них на языке мед, а голова – змеи! Так что не обманешь меня сладкими речами, воевода! Твой укус смертелен, как у черной гадюки!

– Если двое будут враждовать между собой, то обязательно станут жертвой третьего! – крикнула Айдына. – Одумайся, Тайнах, пока ойраты не проглотили нас вместе с костями!

Езсерский бег смерил ее взглядом, высокомерно усмехнулся и сплюнул на землю.

– Ты продала душу вонючим орысам, поганая лисица! Посмотрим, как теперь выстоишь против Равдана!

Он вскочил на коня и захохотал:

– А когда эти земли опустеют, я пущу на них свои табуны! Ще[51]! Я все сказал!

И с яростью ударил лошадь камчой по крупу. Комья сухой земли рванулись веером из-под копыт… Тут Мирон поймал ненавидящий взгляд Киркея. Успел подумать: «Вот еще один вражина на мою голову!»

И, опустившись на траву, закрыл глаза…

Глава 24

Эрдени Дзорикту-контайша Цэван Равдан, сын Сэнгэ, великий правитель Ойратского улуса, в островерхой собольей шапке с красной кистью, свисавшей до плеча, в черном шелковом халате с золотыми драконами на рукавах, под которым белел безрукавный камзол – цегдег, сидел на мягком ковре – ширдыке, в окружении подушек, подложив под локоть кожаный валик.