Восхищенно цокая языком, седой яртаул сделал шаг, другой, приноравливаясь, как ловчее бросить аркан. Но конь, упрямо мотнув головой, отступил в кусты. Повод удержал его, и жеребец, дернувшись, испуганно всхрапнул.
– Никуда не денешься! – засмеялся седой. – Не таких ретивых ловили!
Слегка пригнувшись, он отвел назад руку с арканом, продолжая манить коня:
– Иди! Иди ко мне! Хороший скакун, хороший…
Но конь резко вздернул голову и гневно заржал, взбивая копытом сухую листву. Аркан взлетел, но петля пролетела мимо. Мгновением раньше повод отцепился, и жеребец, ломая кусты, устремился в тальники.
– Ах ты, шайтан! – с досадой выругался седой.
И оба лазутчика, потеряв головы от несказанной удачи, рванулись в погоню. Ввалились с ходу в густые заросли – и грузно осели, напоровшись на ловко подставленные ножи…
Мирон и Киркей затащили мертвых ойратов поглубже в кусты и, разобравшись с чужими доспехами, стянули их с убитых.
Ойратский халат, подбитый железными полосками, оказался маленьким князю, но разве в удобстве дело? Он надвинул пониже на лоб шапку из грубой кожи. Часть их с Киркеем замысла была выполнена, а с остальным уж как-нибудь, с Божьей помощью, они управятся.
До рассвета все еще было далеко. Полная луна заливала синеватым светом сопки, деревья, кусты. Мирон и Киркей лежали среди камней и наблюдали за тем, что происходило возле дозорного костра, горевшего всего в десятке саженей от них. Морды и копыта лошадей обмотали тряпками и заставили их улечься на землю. Впрочем, кони были привычными и не противились, вели себя спокойно.
Рядом с невысокого обрыва скатывался небольшой водопад. Только шум воды нарушал тишину да тихие голоса караульных, которые сидели возле костра под невысокой сопкой. Похоже, бодрствовали двое, а еще трое, судя по торчавшим наружу ногам, дремали в шатре неподалеку.
Наконец Киркей махнул Мирону рукой, соскользнул по камням вниз и быстро пополз, почти сливаясь с землей. Мирон не спускал с него глаз. Один вершок, другой, третий…
Очень осторожно передвигался Киркей. Ни один куст не шелохнулся, ни одна былинка не дрогнула…
Выждав немного, Мирон спустился следом. И тоже пополз, подражая Киркею. Было трудно с непривычки, но он быстро догнал кыргыза. Тот слегка приподнял ладонь над землею, указал направление на шатер. Мирон кивнул и уже ловчее направился к намеченной цели. Освещенная луной сопка, казалось, плыла над степью, как призрачный корабль…
Киркей тем временем поднял с земли камень, примерился и метнул его в сторону склона так, чтобы тот пролетел над головами дозорных. Громкий стук – и зашуршала, зазмеилась осыпь, подхватывая новые камни – большие и малые…
Дозорные вскочили на ноги и, взволнованно переговариваясь, уставились на сопку. Они отвлеклись – это и нужно было Киркею. Черным коршуном он метнулся к огню. Еще мгновение, и один из ойратов осел на землю, захлебываясь кровью из перерезанного горла. Второй оглянулся, на миг остолбенел, а затем отскочил в сторону и сиганул к кустам у подножия сопки. Но метко брошенный нож вошел ему в шею, как раз между шапкой и воротником доспеха, швырнув дозорного на землю. Тела ойратов еще дергались, когда Киркей кинулся к шатру, где Мирон уже вырвал подпорку, и все сооружение рухнуло на спавших там воинов.
Киркей выхватил одно из копий, составленных шалашиком рядом с шатром, и нанес несколько быстрых ударов по харауулам, что копошились под шкурами. Мелькнуло лезвие ножа. Калмаки пытались выбраться наружу. Киркей ударил по руке с ножом, а затем вскочил на кучу уже неподвижных тел и нанес еще пяток сильных ударов…
Через несколько мгновений все было кончено. Лишь испуганно храпели кони возле коновязи. Киркей перерезал чумбуры, и лошади мигом умчались в степь. Мирон подбросил хворосту в огонь. В костре заметалось, затрещало пламя, поднялось столбом, разбрасывая искры. Клубы дыма повалили в темное небо. Они усадили убитых возле костра и подперли их копьями. Со стороны посмотришь – словно живые сидят.
Потом, взяв своих коней под уздцы, они, крадучись, направились к оврагу, что быстро вывел их прямо к ойратскому стану. Снова оставили коней и ловко взобрались по глинистому склону к кромке оврага, поросшей мелким кустарником.
Совсем близко пылали костры. Много костров! Воины спали вокруг на земле, подстелив потники. Ближний костер горел почти рядом – шагах в десяти от оврага. Возле огромного, перевернутого вверх дном казана, сгорбившись, сидел человек и обгладывал кость с остатками мяса. Покончив с костью, он бросил ее в огонь, вытер руки о полу халата и поднялся на ноги. И тут Мирон понял, что русский бог явно объединился с кыргызским, чтобы помочь в их намерениях. Он быстро перекрестился и толкнул Киркея локтем, прошептав одними губами:
– Это он!