Отражения звезд

— Нашла для тебя одну славную девушку, станет приходить на несколько часов, пока я на работе, — сказала она, вернувшись из поликлиники.

Алексей Иннокентьевич лежал и тосковал, расходуя постепенно запас душевных сил, а за окном синевато-зеленое осеннее небо становилось под вечер как-то болезненно бледно-розовым.

— Мне никто не нужен, — сказал он.

— Ну как же так, Леша? Ты все-таки подумай и обо мне немного. Я ведь всегда в тревоге, когда ухожу и ты остаешься один... мало ли что может тебе понадобиться!

Правда, она оставляла возле его постели термос с горячим чаем, да и знакомый врач Юрий Николаевич Савищев ежедневно справлялся по телефону — как он, Алексей Иннокентьевич?

— Высший класс, — отвечал он обычно, — стараюсь только представить себе, как люди ходят по улицам.

— Еще походите по улицам, — тоже как обычно, обнадеживал Савищев.

Но Вера Игнатьевна и сама звонила несколько раз в день по телефону, беспокойно спрашивала:

— Ну что, Лешенька?

Он отвечал:

— Порядок.

Но она не верила в этот порядок, и было естественно, что люди, живущие столько лет вместе, принимают взаимную тревогу одного за другого больше как свойство характера каждого. Однако это и есть та река с ее спокойным течением в тихих берегах.

— Такая милая девушка, она сразу понравилась мне, — сказала Вера Игнатьевна.

— Неужели ты не понимаешь, что человеку иногда никого не нужно? — отозвался Алексей Иннокентьевич.

Вера Игнатьевна не сказала: «Нет, не понимаю», она сказала:

— Ну, пожалуйста, ради меня. Будет сидеть в соседней комнате и читать или вязать, ее тетя говорит, что она хорошо вяжет. А понадобится — позовешь, заварит свежий чай, из термоса все-таки не то.

Алексей Иннокентьевич хотя и сам признавал, что из термоса все-таки не то, однако сказал:

— Я не лежачий больной, все равно через неделю встану.

— Ну хотя бы неделю.

И на другой день, еще до ухода Веры Игнатьевны в поликлинику, Валя пришла, как они условились; Вера Игнатьевна сразу же показала, где что находится в хозяйстве, сказала вполголоса:

— Вы посидите тихонько в соседней комнате, Валечка, можете взять книгу из шкафа, если захотите почитать.

А Алексей Иннокентьевич сам позовет вас, если ему будет что-нибудь нужно.

Она не добавила, что больные бывают нередко раздражены, нетерпеливы, предоставив Вале самой разобраться в характере Алексея Иннокентьевича, и ушла, а Валя, посидев немного в одиночестве, подошла к двери комнаты Алексея Иннокентьевича.

— Можно к вам? — спросила она.

Он лежал длинный, худой, с орлиным носом, только его седеющие волосы были спутаны, как у детей после сна.

— Я — Валя, — сказала она. — Пожалуйста, Алексей Иннокентьевич, если что-нибудь будет нужно, я рядом. А чаю захотите — чайник поставлю, мне Вера Игнатьевна показала, где что находится.

Она смотрела на него почти сияющими от душевной чистоты глазами, со своим как бы светящимся льняным лицом и с такой свежестью молодости, что Алексей Иннокентьевич даже чуть сощурился, словно от яркого света.

— Чаю? — спросил он, подумав. — Чай я недавно пил.

— А может, молочка вскипятить? В холодильнике есть пакет.

— Что ж, — сказал Алексей Иннокентьевич неожиданно. — Молока, пожалуй, выпью.

Она обрадовалась, пошла в кухню, а он все еще щурился по временам: так давно не было никакой молодости в их доме.

— Вы откуда же прибыли? — спросил он, когда Валя принесла в большой фарфоровой кружке молоко.

— Я из Епифани, есть такой старинный город, в нем мама и мой брат живут, а папа умер. У меня незадача получилась, — добавила она, помолчав. — Приехала поступать в институт, а очков недобрала, английский язык немного подвел. Вы пейте, Алексей Иннокентьевич, пока горячее. И дайте — я подушку поправлю, а то совсем утонули.

Она с неожиданной ловкостью обхватила его рукой за шею, взбила подушку, и он на миг ощутил прохладную свежесть ее руки.

— И давайте попою вас, а то прольете.

Она поднесла кружку с молоком к его губам, и он покорно пил и дивился самому себе, что не сказал сразу же: «Я не лежачий больной, могу и сам управиться. А молоко я вообще не люблю».

Но он не сказал этого, а пил, и Валя осторожно наклоняла кружку, чтобы не пролилось ему на подбородок.

— Вы теперь скоро поправитесь, — сказала она уверенно.

— Откуда же вам это известно?

— Я в поликлинике слышала, как Вера Игнатьевна с вашим врачом по телефону говорила. Что он сказал — я, конечно, не слышала, а Вера Игнатьевна сказала, что вы ужас какой нетерпеливый, даже недельку полежать не хотите.

Алексей Иннокентьевич помолчал.

— А что такое неделька? — сказала Валя еще. — Один день прошел, другой прошел — вот и неделька. И зачем вам оставаться одному, если Вера Игнатьевна занята, а я свободна? Я ведь с охотой, Алексей Иннокентьевич, не думайте, и мешать вам не буду ничуть.

— Вы случайно не фея? — поинтересовался Алексей Иннокентьевич, но ему показалось, что она немного обиделась. — Ничего плохого нет в том, чтобы походить на фею... дай бог всякому, — и он смотрел на светлые волосы Вали и на нежные тени в ключицах ее худенькой, как бы еще полудетской шеи.