«Отречемся от старого мира!»

Можно спорить о причинах охватившего Европу массового безумия. Я вижу в этом проявление цивилизационного тупика. Когда исчезает общепринятое понимание смысла человеческого существования, одни ищут его в собственных душах, другие — в идеологиях, третьим проще объявить, что мир обречен, и умирать вместе с ним.

Лишившись ориентиров, люди совершают совершенно безумные поступки. Взять хотя бы «борьбу» со словом «бухгалтер» или поиски передатчика в голове конной статуи.

Во всяком случае, военно-патриотическое безумие стало вернейшим путем к смерти. Те, кто рвался на фронт, обычно туда попадал. Тот, кто рвался в бой и хотел совершать подвиги во имя царя-батюшки (императора Австро-Венгрии, великого кайзера, Прекрасной Франции, Британии — Владычицы морей… нужное вставить) намного реже возвращался домой, чем человек, равнодушный к военной фразеологии.

Что же сказать о том, кто нашивал на рукав шевроны с изображением молнии или свастики? Он сам заявлял о желании умереть. И обычно достигал желаемого.

Гибель подстерегала целые народы, охваченные этим военным энтузиазмом. Сербы начали мировую войну. Большинство из них поддерживали идею Великой Сербии и готовы были умирать за нее. Были и традиции многовекового сопротивления туркам, войны как образа жизни поколений. Несомненно, сербы вели себя очень храбро. Как сказал бы Лев Гумилев, они были очень пассионарны: т. е. предпочитали идеальные цели реальным.

Любая война дает примеры самого высокого героизма. И все же мало в истории примеров поголовной добровольной мобилизации целого народа. Один из таких примеров — сербы. Практически все мужское население пошло воевать с августа 1914 г. Кто и не рвался умирать за Великую Сербию, был готов сложить голову за ту Сербию, которая есть. За то, чтобы ее не оккупировал враг.

Сербская армия дважды отбрасывала лучше вооруженные, лучше подготовленные австрийские части. До начала 1915 г. при населении Сербии порядка 2 000 000 человек погибло около 80 000 солдат на фронтах, и еще 130 000 мирных жителей умерли от голода и тифа. В 1915 г. немцы перебросили в помощь австрийцам корпус Макензена, и Болгария тоже начала военные действия. Фронт рухнул. Невероятно усталая, вымиравшая от голода и поразивших ее бедствий страна продолжала вести партизанские бои, а 120 000 солдат, избежав окружения и плена, горными перевалами стали уходить в Черногорию и Албанию. С армией шли беженцы — не менее 120–150 000 человек. Никто не знает, сколько именно пошло и сколько погибло. Во главе исхода брел сам старый царь Петр — в крестьянских опанках-лаптях, с посохом, в солдатской шинели.

Самое невероятное: планы безумных заговорщиков, гибрида ополченцев, офицеров спецслужб и бандитов, сбылись полностью. После Великой войны победителям нужно было осудить и заклеймить побежденных, обвинить их во множестве преступлений. Следовало и вознаградить верных союзников, а также «невинных жертв». Сербы идеально подходили и на роль невинной жертвы, и на роль верного, отважного союзника.

Хорватия, Босния, Словения, Герцеговина, Черногория, Македония были объединены в Королевстве СХС — то есть Сербов-хорватов-словенцев. С 1929 г. это государство стало называться Югославией. Великая Сербия увеличилась по территории с 28 до почти 300 000 км².

В 1920 г. останки участников убийства эрцгерцога Фердинанда и его жены перезахоронили в Сараево и возвели в ранг «национальных героев». При коммунистическом правительстве Тито, с 1953 г., была признана и роль спецслужб Сербии в убийстве, причем деятельность Дмитриевича-Аписа и его соратников была признана «полезной для освобождения балканских народов».

Ценой же безумия стали жизни сотен тысяч людей, включая беременных женщин и совсем маленьких детей.

Глава 2 Война, к которой не были готовы

Ах, как будет славно, когда мы оба падем во славу государя-императора!

Бравый солдат Швейк

Война, которой лучше бы не было

Великая, Мировая или Германская война поразила современников своими масштабами, новыми средствами массового поражения, своей жестокостью.

«…русские войска безостановочно шли на запад, захватывая десятки тысяч пленных, огромные запасы продовольствия, снарядов, оружия и одежды. В прежних войнах лишь часть подобной добычи, лишь одно из этих непрерывных кровавых сражений, где ложились целые корпуса, решило бы участь кампании. И несмотря даже на то, что в первых же битвах погибли регулярные армии, ожесточение только росло. <…> Было в этой войне что-то выше человеческого понимания. Казалось, враг разгромлен, изошел кровью, еще усилие — и будет решительная победа. Усилие совершалось, но на месте растаявших армий вырастали новые, с унылым упрямством шли на смерть и гибли. Ни татарские орды, ни полчища персов не дрались так жестоко и не умирали так легко, как слабые телом, изнеженные европейцы или хитрые русские мужики, видевшие, что они только бессловесный скот, — мясо в той войне, затеянной господами».^{167}