«Отречемся от старого мира!»

В США и доминионах Британии, среди буров Южной Африки вне цивилизации живут не менее 30–40 % населения.

В Латинской Америке — примерно как в Российской империи: кучка приобщившихся к цивилизации, в основном в крупных городах. В сельской местности это преимущественно помещики, верхушка крестьянства, священники, интеллигенция.

В Японии самое большее 10–15 % населения можно причислить к «цивилизованным». В Турции, Китае, Иране — хорошо, если по 2–3 %. В Китае почти все «цивилизованные» — жители больших городов на побережье. Внутренний Китай цивилизацией почти не изуродован.

В большинстве остальных стран неевропейского мира к цивилизованным относятся или немногочисленные группки, или вообще отдельные люди. Эти «нетипичные» азиаты и африканцы жмутся к европейцам, как своего рода «младшие братья», стараются сотрудничать с администрацией колоний или с европейскими купцами, концентрируются в больших городах и на железнодорожных трассах. Европейцы могут третировать этих «нетипичных» как «бесхвостых павианов» или признавать ровней — но все равно деваться им некуда. Ведь для большинства соотечественников они в лучшем случае просто непонятны, а то и вызывают агрессию. Особенно если пытаются хоть как-то изменить традиционный уклад.

Для понимания многих событий в России надо отдавать себе отчет: русская интеллигенция находится именно в таком двойственном положении. Они европейцы, но русские; русские — но европейцы.^{28}

Как и у всех цивилизованных представителях неевропейского народа, у них может быть две исторических судьбы: сделать цивилизованным весь народ или быть уничтоженными народом, который цивилизации не хочет.

Еще жестче стоит вопрос для кучки цивилизованных татар, башкир, жителей Кавказа и Средней Азии.

Индия, арабский мир, Китай, Юго-Восточная и Центральная Азия, Индонезия, Персия, Африка, большая часть Латинской Америки — царство деревень, аграрного уклада, тяжелого ручного труда, зависимости от погоды и плодородия земли. Это мир, в котором постоянно недоедают, а время от времени случается неурожай — и тогда часть населения умирает, а остальные жестоко страдают от недоедания и голода. Правда, в хорошие годы сыты почти все.

«Болезни здесь не лечат — нет ни врачей, ни лекарств; голод утоляют тем, что удается собрать своими руками: зернами кукурузы, фасолью, бананами.

О запасах не приходится мечтать. Денег на покупку продовольствия взять негде. В случае неурожая, нападения вредителей, болезни неизбежна голодная смерть. Если же все благополучно и собран хороший урожай, человеку обеспечено полуголодное существование, хотя и не слишком продолжительное — в среднем, до тридцати лет. Потом тело опускают в семиметровый слой рыхлого перегноя. А душа могла и вовсе не пробудиться».^{29} Это написано в 1970-е годы, поляком, путешествовавшим по Мексике. А в 1910 г. так же было и во многих местах в самой Польши, разве что собирали зерна не кукурузы, а пшеницы.

В начале XX века для 90 % населения Земли основные мысли, планы на будущее, усилия — о еде, про еду, ради еды. Состав пищи, качество ее совершенно не важны: главное — наполнить животы. О еде рассказывают в сказках, поют в детских песенках, про изобилие еды повествуют в народных утопиях.

В течение Великого Голода 1876–1878 гг. в Индии погибло от 6 100 000 до 10 300 000 человек, во время Индийского голода 1899–1900 гг. — от 1 250 000 до 10 000 000. Современные исследователи прямо обвиняют в голоде политику британской короны — и они, к сожалению, правы.

Но в Западной Африке страшный голод убил несколько миллионов человек в 1820-е годы — и явно безо всяких происков колонизаторов. В Китае голодают почти каждый год, только в разных провинциях. На северо-востоке Бразилии, в засушливых районах, голод вспыхивает каждые 10–15 лет. И в Центральной Америке тоже. В 1846–1847 гг. миллион ирландцев умерли с голоду, и столько же уехали в Америку, спасаясь от голодной смерти.

В России голодоморы 1891–1892, 1897, 1901, 1905–1906 годов тоже прокатывались не по территории колонии. Просто у правительства не было ни сил, ни средств погасить голод, и он успевал убить в 1891–1892 годах — до 200 000 человек, в 1897-м — 5–6 тысяч.

Как чаще всего бывает, голод сопровождался эпидемиями. В 1882 году в одной Воронежской губернии от холеры погибло одиннадцать тысяч человек, от цинги — десять тысяч, много погибло от дизентерии и брюшного тифа.