Отречение от благоразумья

На этот раз бабахнуло несколько ближе, оконные стекла в особняке отозвались тонким жалобным перезвоном. Невдалеке стукнула открывающаяся дверь, и тут произошли две вещи одновременно: в коридор выглянул встревоженный отче Лабрайд, явно намеревавшийся спросить, что творится в мире, а на площадке лестницы между первым и вторым этажом возник незнакомый мне и точно не принадлежавший к числу охраны человек, чью физиономию скрывала темная то ли маска, то ли просто тряпка. Мгновенно оценив расстановку сил, он кинулся к опешившему герру Мюллеру, на ходу встряхивая рукой и разворачивая нечто длинно-тонкое.

«Гаррота! — слишком поздно догадался я. — Удавка!»

Как всегда в подобных случаях, все менялось слишком стремительно, и только потом удалось выяснить, кто где находился, что видел и чем занимался. Неизвестный, очутившись позади отца Густава, неуловимым и отработанным движением набросил петлю ему на шею. Лабрайд выкрикнул что-то неразборчивое, но яростное, кинулся на помощь патрону и отлетел в сторону, едва не сбитый с ног выскочившим из комнаты родственничком, тоже наконец почуявшим неладное. Затем шум схватки внезапно оказался позади меня и обнаружилось, что я несусь навстречу еще одному типу в маске — на этот раз точно в маске, вырезанной из куска плотной черной ткани — поднявшемуся по другой лестнице. Мы столкнулись где-то посреди коридора, я невовремя вспомнил, что преподаватель фехтования в Саламанке называл меня «чуть большим, нежели обычной бездарностью», а дальше все завертелось, закружилось и залязгало, оборвавшись, как водится, в самый напряженный момент, когда уже начинаешь прощаться с бренным существованием. Мне повезло, а моему противнику — не очень. Похоже, он не ожидал нападения, понадеявшись, что монахи не окажут вооруженного сопротивления.

Возня в другом конце коридора прекратилась, сменившись чьим-то шумным пыхтением и неразборчивыми проклятиями. На всякий случай я перерезал шнурки маски и взглянул в лицо добычи, убедившись, что мне этот человек незнаком. Зато мне достался трофей — парочка тяжелых пистолей и положенные к ним мешочки с порохом и свинцовыми пулями.

Зарядить пистолет — дело нехитрое, но кропотливое и долгое. Пока я возился, гадая, за какие грехи на нас свалилась такая напасть, примчался Дугал Мак-Эван. Дядюшка-инквизитор и его десятиюродный племянничек одержали победу, отбив его высокопреподобие Густава Мюллера у нападавшего раньше, чем тот успел выполнить свое дело. К сожалению, шотландцев тоже охватил энтузиазм и в запале они (естественно, большая часть вины относится на счет не в меру кровожадного племянничка) прикончили душителя — Дугал с такой силой приложил в шею нападавшему пудовым кулаком, что сломал позвонки. Жаль, нам бы не помешало расспросить его и узнать, кому мы так не нравимся... Герр Мюллер почти не пострадал, но чувствовал себя не лучшим образом. Лабрайд остался при нем — присматривать, защищать и ждать помощи. Такое чувство, что, кроме нас, в особняке никого не осталось. Интересно, где Мак-Дафф?

Дугал поймал меня за рукав колета:

— Куда теперь, наверх? Слушай, что стряслось? В городе пальба, Мюллера едва не прикончили и еще там какой-то монашек валяется, выпотрошенный не хуже чем твоя курица к обеду...

— Заткнись, а? — зло буркнул я. Как ни странно, Мак-Эван не стал затевать ссоры и прекратил сыпать вопросами, на которые у меня не имелось ответов. Мы постояли в начале лестницы, прислушиваясь, не донесется ли сверху каких подозрительных звуков. Шотландец, настроившийся хорошенько подраться, начал подниматься первым, еле слышно насвистывая себе под нос. Я сунулся вслед, со шпагой и пистолетом в руках, и чувствуя себя настоящим дураком. Как приятно наконец обрести свое место в жизни.

Стражник, охранявший третий этаж, валялся мертвым, преграждая дорогу. Мы осторожно переступили через него и с легкой растерянностью огляделись, озирая четыре уходящих в глубины здания коридора. Отче Густав сказал, что где-то здесь размещены привезенные из Клементины бывший кардинал и посол Венеции, но где? Можно рыскать по коридорам до самого вечера...

Вопль. Дугал сориентировался чуть быстрее и понесся налево, топоча будто слон. Вдалеке распахнулась дверь, выскочивший человек бросил торопливый взгляд в нашу сторону и кинулся бежать. Похоже, он рассчитывал добраться до лестницы черного хода или улизнуть от нас и затаиться в одной из пустующих комнат. Мак-Эван поднажал, догнал неизвестного, сбил с ног и они покатились по полу, рыча, вопя и больше смахивая на дерущихся собак, чем на людей.

Полагая, что здесь вполне обойдутся без моей помощи, я добежал до оставшейся приоткрытой двери и заглянул внутрь. Открывшаяся моему взору удручающая картина вполне заслуживала наименования «После побоища». Два заколотых стражника на входе, еще один покойник в черной маске — значит, подчиненные герра Альбрехта не зря получали свое жалование — монах-доминиканец средних лет, очевидно, приглашенный отцом Густавом лекарь... и Маласпина.

— Чезаре!