Отречение от благоразумья

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ МЯТЕЖНИК

Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены.

Римлянам, 13:1.

УВЕРТЮРА Рождественские встречи

Заблудился я абсолютно нелепо и внезапно, как это всегда происходит. Все, что я мог с уверенностью сказать: сейчас вечер одного из дней середины января 1612 года, а где-то в пятнадцати-двадцати милях к югу находится Прага. Окружающий мир безнадежно тонул в круговерти летящих снежных хлопьев, неожиданно возникающих кустарников, каменных оград на склонах холмов и полнейшей неизвестности. В нее мы и устремлялись бодрым шагом — я и две мои лошади, пока у более сообразительных животных не хватило ума встать на месте, повернувшись крупами к налетающему ветру, и категорически отказаться идти дальше. Мне все же удалось уговорить их пройти еще немного, а потом мы едва не врезались в какую-то постройку, совершенно неразличимую за косыми росчерками метели.

Бросив лошадей на произвол судьбы, я, спотыкаясь на каждом шагу, отправился вдоль деревянной стены, обнаружил закрытые на хлипкий засов ворота и пришел к выводу, что наткнулся на обыкновеннейший сенной сарай. Неприкосновенность чужой собственности вскоре оказалась грубейшим образом нарушена, и мы забрались в крохотный мирок, пахнущий мышами, сухой травой и минувшим летом. Снаружи завывал ветер, заталкивая в щели пригоршни снежной крупы, сарай время от времени содрогался от особо сильных натисков стихии, но лошади вели себя спокойно, и я решил, что вполне заслуживаю права вздремнуть до рассвета или пока не окончится буран.

Снилось мне Рождество в Париже, бойкие сестрички Ларшан — Бедные Сиротки, крепость Консьержери и прочие приятные вещи, которых я лишился...

Я возвращался в Прагу, выполнив все данные мне поручения, развезя и вручив адресатам все предназначенные им письма, переговорив со всеми нужными людьми, потратив почти все выделенные мне деньги и не вернув кучу долгов. Рождественские праздники в столице Франции, надо заметить, обходятся недешево как устроителям, так и участникам. И я бы ни за что не угодил на нынешнюю должность игрушки природы, если бы не благородный дон Хуан-Карлос-Игнацио-Леон де Кабортальеза-Монтальво, в отсутствие герра Мюллера потихоньку присвоивший себе все полномочия главы нунциатуры...

Мы друг другу сразу не приглянулись. Он счел меня любимчиком господина легата (безосновательно и незаслуженно), я его — эгоистом и неуемным честолюбцем (по-моему, он вполне соответствовал этим критериям). Вдобавок я слегка перестарался с исполнением возложенной на меня отцом Густавом миссии приструнить разошедшегося подчиненного.

— Выскажите ему мое высочайшее неудовольствие — либо за проявленную нерадивость, либо за чрезмерное усердие, — распорядился герр Мюллер. — Все равно за что, лишь бы он не слишком много себе позволял. С этими испанцами никакого сладу, всегда стараются казаться святее Папы Римского... Да, и передайте наилучшие пожелания монсеньору кардиналу де Ришелье. Этот далеко пойдет, попомните мои слова... если не споткнется, — он чуть смущенно хмыкнул и добавил: — Кстати, извинитесь перед ним от моего имени за позаимствованные папские буллы.

— Святой отец! — укоризненно взвыл я. — А как насчет «не укради»?

— Во имя благих целей, — отпарировал с надменным видом его высокопреподобие. — И вообще, не судите, да не судимы будете. Марш отсюда! Вас ждут не дождутся в Париже.

Вообще-то я полагал, что герр Мюллер тоже надумает вернуться во Францию, однако и его покорило призрачное очарование Праги. А может, он предчувствовал грядущие перемены и хотел оказаться их свидетелем. Не знаю. Я отправился пересчитывать знакомые пятьсот шестьдесят миль в другую сторону, навстречу закату и прекрасной Франции. Отец Хуан, как я уже говорил, моему появлению не слишком обрадовался, особенно когда я вывалил на него груду нуждающихся в рассортировке докладов, отчетов и инструкций, а сам гордо удалился навстречу незатейливым радостям бытия.

Консьержери, как совершенно верно заметил отец Лабрайд, все больше приобретала черты некоей полусветской-полуцерковной канцелярии, заметно пополнилась новыми лицами и занимала в умах придворных и горожан статус того общества, с которым лучше не связываться. Под чутким руководством дона Кабортальезы за полгода состоялось уже с десяток шумных процессов, закончившихся кострами и виселицами, остатки эзотерического кружка мадам Галигай безжалостно разогнали, а всем уцелевшим ведьмам и колдунам недвусмысленно предлагалось сидеть и не высовываться.