Отречение от благоразумья

— Вы сами держали в руках хоть одну из этих книг? — перебил словоизвержение увлекшегося звуками собственного голоса дворянчика (точно, дворянин — при шпаге, хотя ее почистить бы не мешало... и ножны новые купил бы, что ли...) отец Густав. Начинающий доноситель от неожиданности икнул и сбился:

— Ну... Я... Как бы вам сказать, ваше преосвященство...

— Ваше высокопреподобие, — страшным шепотом поправил я, зная, с какой легкостью наш председатель впадает в ярость берсерка, стоит кому-то перепутать его титул. «Преосвященство» — это к кардиналу, а герр Мюллер не кто-нибудь, а полномочный легат самого Папы Павла V и кардиналами может на завтрак закусывать.

— Ваше преподобие, — торопливо исправился застенчивый сикофант. — Я... В общем, я издалека поглядел, там на одной книге было написано — «Disquisitionum Magicarum», — ему пришлось совершить настоящий подвиг, чтобы выговорить заумное латинское название.

— Разрешено, — почти сразу откликнулся Мак-Дафф, — сочинение дель Рио, вдобавок направленное против колдунов. Еще что-нибудь, мсье де Варрен?

Более нашему раннему визитеру добавить оказалось нечего, и его быстренько выпроводили, предварительно позволив запечатлеть свою корявую подпись внизу заполненного мною листа, пожелав всего наилучшего и заверив, что инквизиция не дремлет.

— Провинциал, — высказался я, когда стражники захлопнули дверь за господином Гаммоном де Варреном. — Шарахается от карет, глазеет на дам, в любой книге видит оттиск копыта дьявола. Образцовый персонаж фарса — хоть сейчас в балаган на Новом мосту!

— Вам бы все по балаганам шляться, — неприязненно буркнул герр Мюллер. — Кстати, кто есть мадам Галигай? Почему уже который человек связывает ее дом с колдовским промыслом? И кому известно что-нибудь про этого Бернара, содержателя книжной лавки?

— Лавка на улице Сен-Мишель, — неожиданно заговорил отец Фернандо. — Ничего примечательного, разрешение на право торговли имеется, насчет запретных книг пока не знаю, но в ближайшие дни...

— Леонора Галигай, жена Кончини, фаворита королевы, — это уже Мак-Дафф. Вот тебе и святые отцы-отшельники. Всего несколько недель в Париже, а уже разузнали не меньше, чем я. — Устраивает у себя в салоне сборища якобы знатоков оккультных наук и чернокнижия, поддерживает устремления искателей философского камня и ведет обширную переписку с обитателями пражской Золотой улицы. Глуповата, но опасна, за ней стоит приглядеть. Из болтовни же сего чрезмерно увлекающегося молодого человека нам, к сожалению, досталось только уже ведомое нам имя и ничего, кроме подозрений. Скорее всего, его привело сюда неуемное юношеское воображение. Но этим букинистом с улицы Сен-Мишель мы всенепременно займемся, слышал я про него кое-что... Райан, у вас есть что-нибудь новенькое?

Участь рассортировывать поступающие анонимные письма возлежит на мне, но, покопавшись в утренней связке бумаг, слетевшихся к нашим стенам, я пожал плечами:

— Ерунда. Разве вот, для смеха, — и я с выражением зачел письмецо, написанное, впрочем, довольно грамотным человеком:

— «Отец мой! Мои искренние и глубочайшие вера и приверженность католической церкви не позволяют мне держать уста сомкнутыми: я ощущаю потребность довести до Вашего сведения следующие факты. Не далее, как вчера некая турчанка Джила была замечена распевающей странного рода псалмы, очень похожие на языческие молитвы. При этом она позволяла себе совершать подозрительного рода телодвижения: периодически была поклоны местной скале, лобызала ее уступы, доводя себя этим до исступления. Более того, вечером того же дня она с гордостью упоминала о своем варварском обычае каждую субботу посещать баню. Надеюсь, что ваш духовный сан позволит вам принять соответствующие меры».

Подпись, разумеется, отсутствует.

— Что за бред? Откуда в Париже взялась турчанка? — вполне обоснованно поинтересовался отец Фернандо.

— Из Турции, — съязвил я. — Из кофейни мадам Ланкло, святой отец, откуда же еще. Видел я ее там — милая девочка, ходит, звенит бубенчиками, подает чашки и строит глазки почтенной публике. Она такая же турчанка, как вы — китаец. Где-нибудь на Дворе Чудес подобрали, выкрасили, замотали в кисею, вот вам и...

Договорить мне не дали. В дверь гулко ударил огромный швейцарский кулак, засим всунулась светлобровая физиономия одного из гвардейцев и утробно доложила:

— Ваше преосвя... высокопреподобие! Там для вас письмо пришло какое-то важное, а еще человек в ворота бьется.

— Какой человек? — снисходительно осведомился господин председатель инквизиционного суда.

— Не могу знать, — лаконично отрезал гвардеец. — Только просится, чтобы его приютили в Консьержери, иначе, мол, конец ему. А письмецо — вот оно.

— Впустите этого несчастного, — великодушно распорядился герр Мюллер, изымая у швейцарца депешу. — Позаботьтесь там и все, что следует...