Отречение от благоразумья

— ...Нельзя всю жизнь оставаться карликом, суетящимся внутри следа гиганта! — увлеченно вещал мэтр Жером, подкрепляя слова размашистыми жестами. — Аристотель написал, что у мухи восемь лап, и его последователи веками повторяли слова Учителя, хотя любой, поймав упомянутое насекомое, без труда убедится, что количество его лап — шесть! Наука и мы, ее творцы и служители, просто обязаны видеть далее наших предшественников! Иначе к чему все эти университеты, школы, библиотеки и лаборатории! Возьмем, к примеру, мэтра Тихо Браге...

— Мэтр Браге следит за своими звездами, пытаясь обнаружить закономерности в их перемещении по небу, и тем опровергнуть платоновскую космогонию, в этом вы совершенно правы, — невозмутимо заметил старик. — Однако, насколько мне известно, он использует при этом только предметы, созданные по законам оптики и механики, и уж точно не прибегает к заклинаниям Темной Кибелы...

— Какая Кибела? — взвился Ла Гранж. — Послушайте, почему бы не назвать вещи своими именами? Вы явились за мадемуазель Джейн? Так вот, ее здесь нет, и, при всем уважении лично к вам, мэтр, вашим познаниям и вашим титулам, позволю себе заметить — вы начинаете смешивать различные понятия. Пани Келли — ваша ученица, но отнюдь не ваша собственность! Она самостоятельна как перед лицом светского закона, так и перед требованиями нашего ремесла, и вольна сама выбирать, у кого ей учиться и какой образ жизни вести!

Незнакомец в темно-лиловом издал неопределенно-возмущенный звук, но мэтр Жером его не услышал, поглощенный собственной отповедью:

— Если мадемуазель задумывается о том, чтобы покинуть вас, это означает только одно — ей надоело быть безгласным инструментом, о котором вы вспоминаете, когда вам требуется в очередной раз навестить ваших духов-подсказчиков! Магистр Ди, вы оказали ей несравненную честь, взяв в ученицы, но пренебрегаете своим долгом наставника, отведя ей роль...

«Так это Джон Ди! — ошеломленно сообразил я. — Великий магистр нашего времени собственной персоной! Странно, я представлял его совсем другим... Что же он не поделил с Жеромом и его приятелями — ученицу? По мне, радоваться нужно, избавившись от такой, с позволения сказать, последовательницы!..»

— Ладно, ладно, — магистр Ди обреченно махнул рукой. — Возможно, вы правы, я уделял Дженни слишком мало внимания. Тем не менее это еще не повод, чтобы переманивать ее на свою сторону. Только не пытайтесь меня убедить в бескорыстии вашей теплой компании! Хороший медиум потребен всем, а таланты пани Домбровской в этой сфере Знания весьма относительны... — старик повернулся, намереваясь уйти, но вдруг передумал, остановившись и заговорив гораздо тише, однако напряженней:

— Ла Гранж, постарайтесь меня понять. Если вы сумеете научить Джейн чему-то, чему не успел или не смог я — прекрасно, я первый выскажу вам свое одобрение. Но мне не хотелось бы узнать, что вы втягиваете ее в какие-то темные дела... Да погодите вы оправдываться, я вас еще ни в чем не обвиняю, хотя мог бы! Прекратите ваши нелепые игрища в тайные ордена, пока ненароком не угодили на костер. Этот нынешний пастырь, Мюллер — человек серьезный и опасный, а вы резвитесь у него на виду, как беспечные детишки. Так вы погубите не только себя, но и дело, которому, по вашему собственному утверждению, столь пламенно служите. И еще, — он поднял палец, останавливая готового вновь разразиться речью Ла Гранжа, — если уж вы решили признать мэтра Никса своим наставником, не позволяйте ему делать из вас слепое овечье стадо. Он погонит вас темными дорогами впереди себя и снимет все сливки, а потом бросит на произвол судьбы. То, к чему он стремится, никого еще не доводило до добра... Всего хорошего. Передайте от меня нижайший поклон пани Домбровской, а если встретите Джейн — скажите, что я не сержусь, но прошу ее серьезно поразмыслить, прежде чем принимать решения.

Хлопнула парадная дверь. Грозный магистр белой, серой и черно-буро-малиновой магии удалился, оставив Ла Гранжа в крайнем возмущении, безмерно усугубленном тем, что мэтру не позволили высказаться, и подбросив мне пригоршню новых загадок. Какой тайный орден он имел в виду? Не блаженной ли памяти Черных Козлов? Разве Ла Гранж, мадам Маргарет и их дружки являются духовными союзниками Филиппа Никса? Мне казалось, они сами по себе... Неужели Орден — их рук работа? Но зачем? Может, это очередная разновидность своеобразных забав ученых мужей, любящих придумывать несуществующие сообщества и создавать вокруг них шумиху? Недавно объявившиеся розенкрейцеры со своей «Fama Fraternitatis»2 всю мыслящую Европу на уши поставили, теперь иезуиты с доминиканцами едва ли землю носом не роют, пытаясь отыскать авторов и побеседовать по душам...

— Что он хотел?