Отреченные гимны

- Бизнесмен? - спросил Урода тощий, въедливый, с плохо различимыми в размывах тьмы звездами на камуфляже военный. Военный стоял у трапа и внимательно просматривал всех входивших. Входили, в основном, десантники в форме, тихо проскользнули несколько человек в штатском, какой-то морской офицер... - Бизнесмен, - сам для себя, вяловато и безразлично уточнил военный. - Денег на дорогу, что ли, не хватило?

- Ну какой я бизнесмен! Челнок я. В Турцию пилю. Еле наскребся. Чтоб потом, на пароме. До Трабзона... Люди хорошие к вам устроили. Вы ведь где-то там близко сядете. Может, оно и нельзя. Да ведь удобно! - от непривычно-длинных фраз Урод к концу речи задохнулся.

- Так, так. Складно говорите. Складно.

Полковник (Агавин хоть и с трудом, а рассмотрел на камуфляже три звезды) в знак того, что полностью одобряет речь челнока, склонил голову набок, затем тихо, не оборачиваясь, скомандовал стоящим сзади него двум высоким, со стертыми темнотой лицами, подобранным в одну стать офицерам:

- В шестой отсек его. Контактов - ноль. Зубами держать, з-зубами!

Полковник лично отвечал за успех этой не совсем понятной операции и никогда, конечно, не допустил бы на борт посторонних. А тут эта подозрительная просьба гнойно-вяловатого, пышного, как баба, презираемого полковником до хруста в скулах замминистра. "Подставить хочет, хмырь поганый. А это посмотрим. З-зубами держать!" - повторил про себя полковник.

- Позвольте! Что за отсек такой! Вы, может, не в курсе! У меня поручение от самого... - Агавин спохватился, вспомнил, что Тимерова упоминать было категорически запрещено, и повел уродской головой своей куда-то вверх, выше вислоносого, глубоко окунувшего крылья в утреннюю мглу военного транспортника.

- Выполнять, - полковник, развернувшись, медленно двинулся от трапа под нос самолета.

Теперь Урод умирал. Правда, умирать он стал не сразу, а лишь через час после того, как втолкнули его в низко-тесный отсек, захлопнув маленькую, плотно легшую и, как показалось, сверхтяжелую дверь. Агавин так и стоял в темном, пахнущем какими-то маслами отсеке до тех пор, пока не заработали турбины самолета, а над головой не зажглась алая полоска светильника. Самолет побежал по бетону, Агавин огляделся. Никого в отсеке не было. Вороненая, с серыми разводами темень висела в углах, скрадывала предметы, покрывала высокие ящики, два из которых стоймя стояли в углах и были прихвачены ремнями. Что-то лежало и на полу. И все же Агавину показалось: в отсеке он не один. Когда за тобой исподтишка наблюдают - неприятно. Это будоражаще-горькое чувство может со временем перерасти в "синдром наблюдателя". Вот и теперь: кто-то пялился на него из левого дальнего угла.

- Пшел! - заорал Урод весело, и настроение его, вдогон крику, враз скакнуло на градус вверх. Сев на низенький тюк, он стал саркастически глядеть в угол.

- Ну-с? - издеваясь, спросил он. - Не насмотрелси? Смотри еще, - одним ловким движеньем Урод приспустил штаны вместе с трусами и развернулся задом к углу, в котором почудился ему "наблюдатель".

Тихий обезьяний смешок разлился за спиной Урода.

Рука выпустила ремень, штаны медленно поехали вниз и, доехав до колен, остановились. Смешок (надо сказать - приятный) повторился. Не подымая штанов и сплющив веки, Урод тихо развернулся к углу. Смешок стих, но услышалось из угла слабое пошкрябыванье. Урод сел голой задницей на тюк.

Надо было что-то предпринять. Урод решил крикнуть. Но только он крикнул - обезьяний подмяук раздался вновь. Урод ухватил себя пальцами за склеившиеся веки, с силой разодрал их. Из стоящего в углу ящика выглянул зверок. Зверок повертел мордочкой, грациозно выгнул спинку, крутнулся колесом и тут же вместе со своим хвостом пушисто-полосатым пропал. Урод кинулся к нему.

Палево-полосатый, махонький зверок забился в угол ящика и теперь уже не мяучил по-обезьяньи, а боялся. Видимо, почувствовав перемену в настроении человека, он сжался в клубок, но глядел, как показалось Агавину, - лукаво, подстрекательски.

- Их ты... - задохнулся Урод... - Тварюга! - Любовная волна предстоящей жестокости словно бы облила его ноги и таз тепло-йодистой мочой.

Нагнувшись, Урод осторожно до зверка дотронулся. Похожий на куницу или на крохотную обезьянку с кошачьим хвостом зверок (лемурчик, что ли?) приветливо выгнул спину. Урод взял зверка за шкирку, быстренько улегся на спину, развел в стороны края ветровки, задрал кверху рубаху. Усадив зверка на голый живот, закрыл глаза. "Ну, наделай на меня. Наделай!"

Зверок лежал тихо, "делать" на Урода не собирался.

"Транспорт" качнуло. Перетряхнув мелкой дробью коробки и ящики в отсеке, самолет влетел в небольшую воздушную яму, но выровнялся и дальше шел уже ровно.