- Возьмусь, - спокойно ответил он, и глаза у него зажглись. Отец, хорошо знавший, что обозначает этот блеск, только крякнул и громко высморкался.
- Чего скажешь? - Корнильев глянул на Зубарева-старшего.
- Ох, и хитер ты, Михаил, - Василию Павловичу подобная затея сына была явно не по душе,- знал, неспроста ты к нам зашел. Опять станешь Ивана сбивать на дурь какую. Все тебе мало... И так едва из острога его выручили. Пущай пожил бы хоть чуток без азарту или не знаешь, каков он? Мы тут собрались было свататься... - на этих словах Василий Павлович прикусил язык, поняв, что сказанул лишку, но было уже поздно, и Корнильев заулыбался и лукаво сощурился.
- А-а-а... вон оно в чем дело? И к кому свататься собрались? Отчего я о том ничего не знаю? Вот молчальники великие! Нехорошо, ой, нехорошо родных людей забывать...
- Зато ты о нас, Мишка, помнишь. Чего Федора не остановил, когда он в такое время в степь поехал? Знал, поди, что солдаты на войну отправились добра не жди, - продолжал выговаривать ему Зубарев-старший, но по тону его было видно, что он уже помягчал, смирился с мыслью, что сыну придется ехать в степь на выручку богатого родственника.
- Ладно, ладно, - примирительно взял за руку разошедшегося хозяина Корнильев, - я же не задаром его об услуге прошу, заплачу за брата родного. Сын у тебя, Василий Палыч, вон каков, башковитый, за печкой его не упрячешь, - и он похлопал по плечу Ивана, который засмущался, потупил глаза, так, что легкий румянец окрасил его смуглые щеки.
- Чего ты, отец, испугался? Не впервой мне, вывернусь...
- Ага, вывернешься. Тулуп выворачивали, выворачивали, пока на две половины не разорвали. Киргизцы, они шутить не станут, пырнут ножичком в брюхо, и поминай, как знали. А ножички у них знаешь какие? Во! Наскрось выйдет и еще останется.
- Поди, не дойдет до смертоубийства, - попробовал успокоить Зубарева Михаил Корнильев, - не тот человек у тебя Иван, чтоб пузо свое под нож киргизский подставлять. Так говорю?
- Решайте сами, - махнул расстроенный Василий Павлович и пошел из горницы, - но чтоб через месяц был тут, а то ... - и, не договорив, ушел к себе в кабинетик.
Двоюродные братья, оставшись одни, переглянулись, и Михаил, который был на добрых полтора десятка лет старше Ивана, подмигнул тому и, перейдя на шепот, спросил:
- Значит, под венец идти собрался? Набегался по девкам уже? Гляди, не прогадай. Жена как голова, одна до самой смерти дается.
- Все одно, рано ли, поздно ли, жениться надо, - отвел глаза в сторону Иван, - вернусь, и поженимся.
-- То тебе решать. А теперь о деле. Дам тебе с собой в помощь двух человек своих: Никанора Семуху и Тихона Злыгу. Оба парни крепкие, крученые, с нашими обозами везде хаживали. Деньги как соберу на выкуп, то сразу дам знать тебе. Запрячешь их хорошенько, ладом, чтоб не сыскали при случае. Подскажу, как лучше сделать, через недельку и выступите.
-- А лошадей? Не пехом же топать.
-- То само собой. Каждому будет по паре, чтоб подменять могли.
- А с оружием как?
- Пару пистолей дам, - неохотно согласился Корнильев.
- Там пистолями не обойтись, мушкеты или фузеи нужны.
- Ты, впрямь, как на войну собираешься. Где я тебе их возьму?
- Найдешь, коль захочешь. Без мушкета не поеду. И по сабле каждому, а лучше, так тесаки. Крупы, солонины, сухарей не забудь, а то придется с половины пути возвращаться. Сам вон чего не едешь?
- Я же говорил, дела, - набычил свою крупную голову Корнильев.
- Смотри, у меня ведь тоже дела найтись могут, если голыми нас спровадишь.
- Найду все, о чем просишь, - вздохнул, вставая, Корнильев, - дорого же мне выкуп братца родного встанет, угораздило его в переделку попасть...
Варвара Григорьевна, проведав о поездке сына в степь, разволновалась, заголосила, кинулась уговаривать, чтоб отказался, но Иван стоял на своем крепко и не сдавался на уговоры матери, не отвечал на попреки отца.