Отрешенные люди

"Ишь ты, чего захотел, — усмехнулся про себя купеческим словам Сухарев, — чтоб приказные о твоих прибытках думали! На кой им тогда служба, если они о своем собственном прибытке, прежде всего, помышлять не станут, на твой купеческий карман пристально глядя, ожидая, когда ты им оттуда денежку вынешь. Чудак человек", — усмехнулся он и стал слушать купца более внимательно, даже на время забыл про угарный запах и спертый воздух.

— На прошлый год был я, ваше высокопревосходительство, в Ирбите, на ярмарке, значится, — зачастил другой купец с чистыми, как у малолетнего ребенка, голубыми глазами.

"Лев Нефедьев, — без усилия припомнил его Сухарев, — сказывали, будто бы его сынок в казачьем полку служит и квартируется в самом Санкт—Петербурге, и даже на часах несколько раз в царском дворце стоял. Может, и стоял, а может, и наврал родным, а те уже разнесли по городу, расславили… Но все одно, с этим ухо надо держать востро", — думал про себя губернатор, вглядываясь в родниковые глаза говорившего.

— И такие дела мне там открылись! — продолжал тот, смешно причмокивая пухлыми губами. — Лихоимство великое, ваше высокопревосходительство, вор на воре и вором погоняет.

Губернатор перестал слушать, вздохнул, поднес платок к носу и глянул на большие напольные часы, стоящие в углу кабинета. Скоро обед, и надо бы поскорее отделаться от настырных купцов, которые сами не знают, чего хотят, жалятся на весь белый свет и на его подчиненных. Он не Господь Бог, чтоб исправлять мир. У него, сибирского губернатора, поважней забот предостаточно, коих никто кроме него решить не сможет, не сумеет. Еще в конце лета зашевелились вдруг киргизцы, придвинулись к степным крепостям, требуют пропустить их внутрь губернии, где пастбища потучнее, будто бы много лет назад они теми землями владели. Мало ли что сто лет назад было. А он, сибирский губернатор, решай, как тех инородцев вглубь губернии не пропустить и при том не дать им с голоду помереть, поскольку нынче трава у них совсем худая выросла, и большой падеж скотины начался. Тайша ихний даже посла с грамотой к царице прислал, просит государыню помочь беде. Грамоту он, конечно, с курьером в столицу снарядил, а посла здесь, в Тобольске, попридержал, велел определить на содержание в приказной избе, пока ответ из Петербурга не получат. А киргизец этот требует, чтоб не иначе как каждый божий день ему молодого барашка резали, бабу для утех желает, вина, одежды новой. Вот народец! Подай им руку, так по локоть откусят. А тут эти крутоголовые купчины, словно дети малые, жалятся на обиды от приказных людей. Брякнуть бы кулаком по столу, чтоб они повскакивали, да опромью вон из кабинета кинулись и дорогу сюда надолго позабыли, ан нет, нельзя государственному человеку и вида показывать на дурь ихнюю непролазную, затем он здесь и посажен, чтоб слушать, слушать и жалобы те наверх далее не пускать.

— Ладно, разберусь с теми людьми, — повел головой Сухарев в сторону секретаря, что сидел у окна за небольшим неустойчивым столиком и держал наготове перо, регулярно обмакивая его в чернильницу, очищая о суконную тряпицу, всем видом показывая готовность выполнить любой приказ, — запиши для пущей памяти. — Секретарь, с усердием наклоня напомаженную голову, заскрипел по толстой, местной выделки, бумаге, выводя аккуратные буквицы. Все у вас? — спросил губернатор купцов, в очередной раз кинув взгляд на часы, где стрелке осталось пройти лишь одно деление до начала долгожданного обеда.

— Никак нет, ваше высокопревосходительство, — твердо выговаривая слова, заявил самый пожилой из них, Евсевий Медведев.

— А ты на кого жалуешься? — брезгливо сморщился Сухарев, приготовившись выслушать очередную тираду о лихоимстве.

— Прошение у меня, ваше высокопревосходительство, — вздохнул тот, и губернатор понял, что безнадежно опоздает на обед, а значит, опять встретит насупленную жену, которая из–за своей врожденной немецкой пунктуальности не терпит опозданий и тем более отговорок о долге, службе и прочих пустяках, которые для нее, женщины, были не более чем скучными делами.

— Говори, чего просишь, — ободряюще махнул в сторону Медведева рукой Алексей Михайлович.

— Дозволения прошу вашего бумажную фабрику открыть, — чуть кашлянув, сообщил купец.

— Фабрику, говоришь? — удивленно поднял брови губернатор, не найдя сразу, что ответить. — Зачем тебе фабрика?

— Как зачем? — в свою очередь недоуменно переспросил Медведев. — Бумагу на ней выделывать стану.

— И добрую бумагу али как эта? — ткнул в сторону секретарского стола пальцем Алексей Михайлович.

Медведев чуть прищурясь посмотрел на лист, по которому торопливо бегало остро отточенное перо, и неожиданно широко улыбнулся.

— Так и думал, что ваше превосходительство о том спросит. Худая бумага и стоить мало будет, а за хорошую и цену добрую дадут.

— Правильно говоришь, — согласился Сухарев, не отрывая глаз от часовой стрелки: она уже достигла самого центра отметки "12" и теперь медленно начинала преодолевать ее, напоминая губернатору о сведенных к переносью тонких бровях жены. — Чего от меня хочешь?