Отрешись от страха. Воспоминания историка

Итак, Хрущев будет сам беседовать с военнопленными. Он предложит им отправиться в «котел», в окруженную армию Паулюса и быть как бы живыми свидетелями поражения, которое понес спешивший на выручку Паулюсу генерал-полковник Манштейн. Моя роль заключается в том, чтобы, не привлекая ничьего внимания, сидя за занавеской, фиксировать беседу Хрущева. Но так, чтобы никто из немцев об этом не догадался. Занавеска, отделяющая одну часть избы от другой, слишком коротка. Я сижу на высоком табурете, чуть поджав ноги, и меня обуревает страх. А вдруг я неправильно пойму немцев! А вдруг свалюсь с табурета или чихну! Боже мой! Потом успокаиваюсь и уже почти автоматически записываю беседу Хрущева.

Он говорит дружелюбно, чуть насмешливо, рассказывает немцам, как гибнет окруженная 300-тысячная армия. «Это бессмыслица!» — восклицает он. И объясняет немцам, что они могут помочь избежать излишнего кровопролития, помочь своим землякам, рассказав им правду. А она очень проста: Манштейн никогда не придет не выручку Паулюсу — он разбит...

Потом военнопленные справляли Рождество, а затем ушли в «котел». Они приняли на себя миссию, предложенную Хрущевым. Это была моя единственная встреча с Хрущевым. И вспомнил я о ней, стоя под проливным дождем на тротуаре у Новодевичьего кладбища. А затем вспомнил об этом еще раз, когда прочитал об этом эпизоде в мемуарах Хрущева и был потрясен его великолепной памятью.

...Дождь хлещет нещадно. Примерно без пятнадцати минут двенадцать микрофоны разнесли команду: «На подходе!» Я вздрогнул. Совсем как на войне!

По противоположной стороне промчались мотоциклисты, за ними на большой скорости грузовая машина с венками, а вслед за ней, не сбавляя скорости, обычный автокатафалк. Затем потянулась вереница машин. Зная принципы советской иерархии, можно было сразу определить, что никого из высокопоставленных лиц здесь нет. Ибо только черные «Волги» были здесь: на таких разъезжают лишь чиновники второго и третьего рангов.

В кладбищенские ворота входят поодиночке музыканты, держа в руках или под мышкой серебряные трубы.

Двенадцать часов. Со стороны кладбища доносятся звуки траурной мелодии. Похоронная церемония началась. Напряжение несколько спадает. Наши милицейские вступают в разговоры с публикой. «Когда нас пустят?» — спрашиваем мы их. — «Через час», — следует ответ. Вскоре к нам приблизился довольно молодой с небольшой проседью генерал-майор внутренних войск, который, по-видимому, и был здесь старшим начальником. Его сопровождал полковник. Едва генерал приблизился, как к нему подошла пожилая женщина с иссохшим лицом желтовато-коричневого цвета. «Рак», — пронеслось в голове мгновенно. Женщина что-то тихо объяснила генералу. «Да, у нее рак», — еще раз подумалось мне. «Хорошо, идите», — ответил генерал. Женщина медленно направилась к кладбищенским воротам. Стоявшие рядом — среди них был и я — начали просить, чтобы пропустили и нас. «Зачем вам?» — чуть усмехаясь, спрашивает генерал. — «Проститься с покойным», — коротко отвечаю я.

— «Нет, нельзя», — и генерал удаляется. Прошло еще несколько минут, и к нашему посту подошло трое пожилых людей, мужчина и две женщины. Одна из них, должно быть, приходилась женой этому человеку, другая — сестрой. Мужчина горячо объясняет что-то начальнику нашего поста, капитану милиции. Тот выслушал, махнул разрешающе рукой. Трое быстро зашагали к воротам. «Разрешите и мне», — обратился я к капитану. Он внимательно взглянул на меня. Очевидно, я произвел на него благоприятное впечатление: «Хорошо, идите». Вслед за мной пропустили еще несколько человек.

Мы подошли к кладбищенским воротам. Я взглянул на свои часы: было тридцать минут первого. У калитки (ворота были закрыты) произошла заминка — нас не пускали. Одна из пожилых женщин начала требовательно стучать в калитку. Стоявший по ту сторону охранник посмотрел в глазок, затем чуть приоткрыл калитку. «Пустите нас», — раздалось несколько голосов. «Рита, — возбужденно говорит небольшого роста человек. У него живое подвижное лицо. — Тебе этот глазок ничего не напоминает?!» — «Как же, не напоминает,» — с каким-то странным смехом отвечает она. Другой разговор: «Как вы узнали, что похороны в 12? Разве об этом сообщали по радио?». Следует ответ: «Сообщали оттуда» (то есть зарубежная радиостанция — А. Н.).

Дождь полил еще сильнее. Я поднял воротник плаща. Стою, слушаю. Люди нервничают, становятся все возбужденнее. Сотрудники государственной безопасности, укрывшиеся в проеме цветочного павильона, стоят молча, иногда чуть улыбаются. Льет дождь.