Нас сближал одинаковый подход к работе сектора, общность взглядов. Связывало меня с Владимиром Владимировичем также и то, что он был в дружеских отношениях с Ниной Александровной Сидоровой, с которой и я, в свою очередь, был дружен.
С приходом Бирюковича работа в секторе начала входить в нормальную колею. Сектор пополнился молодежью — Зина Белоусова, Нина Смирнова, Хосе Гарсиа, Виктор Чада, Володя Салов — все они пришли из МГУ. Потом появился Юра Арутюнян с горящими глазами неофита и другие. В МГУ они прошли основательную подготовку, уже имели определенные навыки к научно-исследовательской работе. Все они стали, в конечном счете, хорошими специалистами. Виктора Чада ждала печальная судьба: в возрасте 40 лет он умер от неизлечимой болезни.
Пришло пополнение и из другого учебного заведения — из Академии общественных наук при ЦК КПСС. Как правило, Академия готовила идеологические кадры для партии. Окончившие Академию обычно получали назначения секретарями областных комитетов партии по пропаганде, заведующими агитаторами, лекторскими группами и пр. Но к 1951 году времена изменились, вакантных должностей в партийном аппарате становилось все меньше и меньше, и конкуренция обострилась. Надо было подыскивать оканчивавшим академию — этому «золотому фонду нашей партии» (Г. Маленков) — другое занятие. И оно нашлось — общественные науки. Они действительно нуждались в кадрах высокой квалификации. Но наиболее способных аспирантов АОН оставляла на своих кафедрах. Первой ласточкой, прилетевшей к нам из Академии общественных наук, была С. А. Ованесян — уже немолодая женщина. Она занималась американским рабочим движением, была аспиранткой
Летом 1951 года к нам пришла группа выпускников Академии общественных наук — человек шесть. Один из них, Алексей Николаевич Филиппов был кадровым работником партийного аппарата и до учебы в Академии секретарем по пропаганде одного из обкомов партии. Человек он был к исследовательской работе непривычный, да и лет ему было уже немало, но он был добродушным, мягким и скоро попал под полное влияние Бориса Николаевича Крылова. Тот был совсем другого рода: жесткий, честолюбивый и ничем не брезгающий ради достижения поставленной цели. Иван Никифорович Слободянюк человеком был необычайно ленивым, но сметливым. Он заведовал испанской редакцией Радиокомитета, и так как у него было свободное время (по его собственному выражению),то он решил заняться наукой, т. е. получать, помимо радио, еще одну ставку (3000 рублей) в Институте истории. Следует тут же сказать, что введенные в 1947 году новые ставки оплаты научных сотрудников резко улучшили их материальное положение. Поэтому научно-исследовательские институты все чаще начали привлекать внимание тех, кто стремился к не очень обременительной (с их точки зрения), но материально обеспеченной жизни. Слободянюк принадлежал к этой категории.
Постепенно Крылов сколотил вокруг себя группу, так сказать, «истинных партийцев», в которую он вовлек и некоторых других сотрудников. Их главная деятельность заключалась в том, что они постоянно «сигнализировали» во все вышестоящие инстанции о «неблагополучии» в секторе и в Институте, создавая тем самым атмосферу подозрительности и недоверия. В этом нет ничего удивительного, ибо наш микромир был частицей большого мира, а в нем происходило то же самое, но лишь в гигантских масштабах. Б. Н. Крылов открыто заявлял, что в секторе и в Институте происходит классовая борьба. Но раз происходит, должны быть и классовые враги... Партбюро института, которым руководил в те годы Леонид Михайлович Иванов, человек самостоятельный и принципиальный, этот тезис отвергал. Однако Крылов не успокоился на этом. Время как будто работало на него и ему подобных. Вся эта кампания начала «стучать» и стучаться в различные инстанции — от управления кадров Президиума АН СССР, который возглавлял их приятель Косиков, и... все выше, выше и выше.