Отряд

А бродок-то затоплен оказался. Хорошо, лодочник знакомый попался, на ту сторону перевез, к тоне введенской, к Иссаду. Поблагодарив лодочника, перекрестился Пронька на Введенскую церквушку, поклонился проходившим мимо монахиням да направился к знакомой избенке, где жили друзья - Митька Умник да Василиска, девушка с сияющими синью глазами. Вон, от дороги, первая изба - квасника Филофея, за ним - Василия Третье Око, тот из пашенных, а уж за его домом как раз и Митькина оградка притулилась… Что такое? Что-то много людей на дворе - введенские служки в темных кафтанах, стрельцы, даже седобородый старец с Большой Богородичной обители, помощник самого настоятеля - архимандрита - по судейским делам! Однако это что ж такое делается-то, а?

- А, ничего особенного, - охотно пояснил пробегавший мимо сопленосый мальчишка. - Пришли поутру к Митьке Умнику коровенку забрать за недоимки, а он служек возьми да и угости поленом, так-то!

- Что, насмерть угостил? - не поверил Прохор. - Это Митька-то?

- Насмерть не насмерть, а угостил. Они, служки-то, говорят, сестрицу его домогались.

- Ах, вон оно что… - Пронька насупился. - Что за служки?

- Да не знаю я, пусти, паря, - заканючил малец. - Служки как служки. Один - чернявый такой, противный, на цыгана похож.

Вырвавшись наконец, мальчишка умчался, а Прохор, задумчиво уставившись на суетившихся у Митькиного двора людей, вдруг понял, что самого главного-то и не спросил: а где же, собственно, Митька с сестрой?

Делать нечего, подошел ближе, хоть и не любил монастырских - да кто их на посаде любил? Одно дело - чернецы-монахи, другое - настоятель и прочая братия: алчны, сребролюбивы, мстительны. Монастырь, как паук, все земли под себя подмял, всякий посадский человек ему должен!

- Чего уставился, паря? - Стрелец - худой длинный мужичонка в темном кафтане, с бердышом и саблей - неодобрительно посмотрел на Проньку.

- Любопытствую, дядько! - широко улыбнулся тот. - Грят, убивство тут было! Введенских служек живота лишили. Так им и надо, введенцам!

Стрелец усмехнулся уже куда более благосклонно, ну как же, введенские бобыли завсегда посадским конкурентами были.

- Не убили, а побили крепко. И не служек, а одного служку, другой страхом отделался.

- Во как! - Пронька покачал головой. - И что ж теперича тем ворам, кто бил, будет? Неужель казнят?

- Не, не казнят. - Стрелец задумчиво поковырял в носу. - Батогом побьют да ноздри вырвать могут - всего-то делов. Правда, если поймают.

- Если поймают? - Пронька почувствовал, как бешено заколотилось сердце. - Так они, что же, сбегли?

- А ты думал! - глухо расхохотался воин. - Станут правеж дожидаться? Жди! Руки в ноги - и бежать. Ищи их, свищи. Хотя далеко не убегут - ужо разошлют по монастырским селам да тоням бирючей. Куда беглецам податься? Придут куда - тут же их и схватят. А схватят обязательно. Тут дело не в том, что служку отоварили, а в том, что от тягла сбегли!

- А ежели они в свейскую землю рванут? - допытывал словоохотливого стрельца Прохор. - Тогда тоже поймают?

- До свейской земли еще добраться надоть! Путь-то неблизок, только богатому человеку под силу. А эти что? - Стрелец с презрением кивнул на избенку. - Голь да шмоль сиволапотная! Не, такие к свеям не побегут.

Озадаченный услышанным, Прошка повернулся и медленно направился обратно. Интересно, куда могли побежать Митька и Василиска? Может быть, во-он в тот дальний лес? Или в ту рощицу? А еще рядом урочище, ручей, болото. Недаром говорят, у беглецов сто дорог. Однако это только до холодов, до первого снега. Да и летом в пути чем-то подкрепляться надо. Ну, рыба, само собой, может, дичь - тетерев там, глухарь. До зимы в лесах продержаться можно - а дальше? Без теплой одежки, без жилья - пропадешь, сгинешь. Хотя, с другой стороны, пустошей сейчас много - такие уж невеселые времена. Отыскать в глухомани избенку, подлатать - провести зиму. Пока кто-нибудь дым не увидит. А потом наведаются пристава: кто вы, отроче, да откуда? А не вы ль служек введенских изобидели и от монастырского тягла бежали? Не вы? Ой ли… А ведь по всем приметам - схожи…

- Не было, говоришь, шомушских? - Хозяин, Платон Акимыч, недоверчиво посмотрел на поникшего головой Проньку. - А может, все ж таки были, да ты проспал? Ух, балбесина!

Отвесив проштрафившемуся молотобойцу увесистый подзатыльник, Платон Акимыч несколько успокоился и задумчиво потеребил бороду:

- Ин ладно, завтра с утреца поедете с Федотом за крицами к Козьме, в Сарожу. Знаешь Козьму-то?

- Знаю, батюшко, - радуясь, что буря миновала, кивнул Прохор. - Чернобородый такой, по осени на усадебку заезжал.

- Вот-вот, к нему и поедете. Купите криц, Козьма-то - по ним мастер, ну и там поспрошаете, буде кто из сарожских уклад предложит, возьмите и уклад - да только глядите, чего брать будете.

- Уж погляжу, Платон Акимыч, не изволь беспокоиться! - Пронька зачем-то перекрестился.

- Зря-то рожу не перекрещивай, - ухмыльнулся хозяин. - С Устином-ковалем да с подмастерьями поедете, да еще дед Федот, о двух возах. Смотрите токмо осторожнее, возы мне не ушатайте.

- Да сладим, батюшко!