Отряд

- Глянь точно - какие дырки, от пуль ли, или, может, от чего другого? Да, и в кабаки заглянуть не забудьте - поспрошайте там насчет татей, о своих делах забывать тоже негоже.

- Понял. - Прохор спешно поднялся с лавки, и приятели, простившись с Иваном, отправились по делам.

Иван же, немного посидев и подумав, решительно вышел в сени, направляясь в соседнюю горницу - к Галдяю Сукину. Хорошо б тот оказался один… если не один, придется под благовидным предлогом вызвать парня во двор… Ну, помоги Боже! Перекрестившись, Иван толкнул дверь:

- Здорово, Галдяй!

Обрадовался - помог-таки Господь, Сукин сидел за столом в гордом одиночестве. Даже, вернее сказать, угрюмом.

- А где все?

- На торжище поехали, купчин неправедных наказывать. Ондрей Василич лично возглавил, а мне сказал - над делом порученным думать. Вот я и думаю, - Сукин вздохнул.

Был он небольшого роста, тощенький, с круглым, несколько вытянутым к подбородку лицом и чуть оттопыренными ушами. Глаза непонятного цвета, скорей - светло-серые, волосы русые, длинные, кое-как стриженные, кафтанишко куцый - из рукавов далеко выглядывали руки в цыпках.

- Тебе сколь лет-то, детина?

- Шестнадцать.

Да-а… Иван покачал головой - в самый раз для такого сложного дела.

- Что, Ондрюша мордует?

- Да… не особо пока… Правда, наказывал, чтоб к его возврату все выучил… «блуд», «толоки» какие-то… Не знаю, у кого и спросить. - Парень с надеждой посмотрел на молодого чиновника.

- У меня спроси, - ухмыльнулся тот. - Повезло тебе - я ведь случайно зашел. Шел вот мимо, дай, думаю, загляну, поболтаю с Ондрюшей… Это что у вас за бочка? - Иван кивнул в угол.

- У купца Дюкина изъяли, - охотно пояснил Галдяй. - Мясо протухшее… солонина.

- Протухшее? - Иван наклонился, понюхал. - А вроде не пахнет. Ну, да ладно - ваши дела. Кстати, ежели купец на неправду государю пожалуется, вас вместе с начальничком вашим, Ондрюшей, батогами на площади отдубасят.

- Батогами… - Подьячий испуганно хлопнул глазами. - Больно, наверное?

- Конечно, больно! Что, не били никогда?

- Не-ет…

- Ничего, - цинично обнадежил Иван. - Еще впереди все. Слушай, а ты не из тех ли богачей Сукиных, что держат на Никольской лавки?

- Родич я им, - парень кивнул. - Дальний. Так, седьмая вода на киселе.

Иван уселся на лавку и доброжелательно усмехнулся:

- Ну что, седьмая вода? Ты, кажется, спросить что-то хотел? Так давай, пока время есть, спрашивай.

- Ой, сейчас, господине! - Обрадованный подьячий вытащил из-за пазухи клочок бумаги. - Я тут записал даже… Эвон…

Иван протянул руку:

- Давай-ка сюда… Ага… «блуд» и «прелюбодеяние»… Что, разницы не чувствуешь?

- Нет, господине.

- Напрасно. А разница большая: блуд творят люди незамужние, неженатые, по обоему хотению… И смотрят на это сквозь пальцы.

- А если не по хотению?

- А если не по хотению, то это уже не блуд, а пошиб - сиречь насилие. Ежели девку кто пошибнет, тому наказанье светит - епитимья, ну да там еще и много чего. А девке раньше одна дорога была - в монастырь.

- И правильно сие! - неожиданно улыбнулся Галдяй. - Конечно, гулящих девиц в монастыри отправлять надо - уж там-то они постом, молитвою да Господнею волей живо исправятся!

- Либо монастырь под себя исправят, - Иван хохотнул. - Случаи такие бывали, и часто. Ну да пес с ними, с гулящими, к нашим делам вернемся… Значит, «прелюбодеяние». Это, братец ты мой, куда большее преступление, нежели блуд. Прелюбодеяние - когда хотя бы один - или одна - женат или замужем. За такие дела могут и от причастия лет на пять отставить.

- Господи, помилуй! - Подьячий перекрестился.

- Читаем далее, - продолжил Иван. - Пошиб… ну, это я уже рассказал… Теперь - толока. Это когда девку не один насильничает, а сразу несколько. Преступленье, к слову сказать, довольно распространенное среди простонародья. Ну, наказанье - сам понимаешь… Все у тебя?

Галдяй потянулся к перу:

- Погоди, милостивец, запишу… А наказанье-то какое?

- Про то в грамотах судейских сказано, там и прочти… Называются, кажется, «аще муж от жены блядеть». Записал?

- Угу…

- Молодец… - Иван потянулся и смачно зевнул. - Чегой-то Ондрюши долго нет…

- Так он сказывал - вернутся к вечеру токмо.

- К вечеру, значит… Ин ладно, попозже зайду. Тебе вообще, как тут, нравится?

- Да ничего, - покраснел подьячий. - Вот дело поручили. Не с кем-нибудь - одному. Первое у меня такое. Боюсь - не справлюсь.

- А что за дело-то?

- Да пожар на Покровской. Хоромы сгорели и трое людей.

- Ну, пожар - не убийство. Может, сами и виноваты, скорее всего…

- И язм так мыслю, - закивал Сукин. - Токмо вот люди-то, говорят, прежде убиты… Ондрей Василич говорит - сами перепились да разодрались - слово за слово. Друга дружку пришибли да случайно сронили светец или там свечечку - вот и пожар. Может такое быть?

- Запросто.

- Вот и Ондрей Василич сказал - возиться тут долго нечего.

- А вот тут он не совсем прав… - Иван ухмыльнулся и посмотрел в окно на золотые купола Успенского собора. - Видишь ли, тут осторожненько надо… Пожар дело такое. Вдруг поджог? За такое дело и батогов отведать можно!

- Батогов?!!

- А ты как думал?