- Молодец, - улыбнувшись, похвалил спаситель. - Сейчас пойдем к нашим, расскажешь, как ты вообще здесь появился.
- Расскажу, не сомневайся, - Митрий кивнул. - Только хотелось бы побыстрее.
- А к чему спешка?
- Други мои в узилище сидят, дорожными татями брошенные. С ними Анемподист, монах тонный с Онеги-озера. Он-то про вас и сказал - иди, мол, зови на помощь.
- Что за тати? - Незнакомец явно оживился. - Ну-ка расскажи все подробненько.
- Старшему обознику расскажу, - усмехнулся отрок. - Ты, парень, все одно тут ничего не решаешь - тогда и мне нечего зря языком трепать.
- Смотрико-сь! - Парень покачал головой. - Да ты, братец, не глуп.
- Был бы глуп - давно бы сгинул. За освобожденье благодарствую и век тебя не забуду, но сейчас… Давай, побыстрее к старшому веди!
- Будет тебе старшой. - Спаситель хмыкнул и, выйдя на тракт, громко произнес: - Холмогоры!
- Архангельск, - тут же отозвались из-за кустов.
Что-то затрещало, и на дорожку выбрались еще двое караульщиков - плюгавенький мужичонка и здоровенный облом.
- Шпыня лесного спымал, Иване? - неприязненно оглядев Митьку, осведомился плюгавец.
- Да нет, - Иван качнул головой. - Похоже, он сам от шпыней пострадал.
- А вид у него будто у беглого! Я б его заковал, чтоб не сбег.
- Бороденку свою закуй, - нагло посоветовал Митрий. - Чем тут разглагольствовать, ведите быстрей к дьяку, сообщение важное для него есть.
Караульщики удивились:
- Откуда ты знаешь…
- Что государев дьяк с вами? - невежливо перебил отрок. - Знаю. Монах тонный сказал. Он, монах-то, сейчас в узилище, татями местными схвачен. Надо бы выручить поскорей.
- Ой, надо ль? - Плюгавый хитро прищурился.
- Ну, вот что, Авдей, - немного подумав, решительно заявил Иван. - Ты и Никифор оставайтесь здесь, а я этого отведу к дьяку. Монах-то, видать, дьяков знакомец.
- Ой ли? - Авдей осклабился. - А не брешет ли все этот беглый?
- Сам ты беглый, бороденка сивая, - обиженно отозвался Митрий. - Решенья в обозе принимать - не твоего ума дела.
- Во-во! - Авдей окрысился, заблажил: - Ишь, тать, еще и лается!
- Ладно. - Иван дернул отрока за рукав. - Идем.
Пройдя чуть заметной тропкой, они свернули в орешник и через некоторое время вышли к лесному озерку, вокруг которого кое-где вполсилы горели костры. Митрий с видимым удовольствием уселся к костру, протянул руки - погреться. Иван же, попросив чуть обождать, отошел в сторону и словно бы растворился в сгущаемой тлеющими кострами тьме. Поляна, где ночевал обоз, располагалась среди высоких сосен, и свет месяца был здесь не так заметен, как на открытом холме. Отрока вдруг потянуло в сон, он даже клюнул носом, ощутив вдруг навалившуюся слабость, но быстро вскочил на ноги, попрыгал - нет, рано еще расслабляться, дело еще не сделано, друзья-товарищи не освобождены, а значит, не стоит обращать внимание ни на вновь навалившийся озноб, ни на ломоту и слабость, ни на тупо пульсирующую в висках боль.
- Не уснул еще? - Иван появился так же внезапно, как и пропал.
Митрий невесело улыбнулся:
- Ты же знаешь, мне не до сна.
- Это верно. Идем.
Кивнув, отрок пошел следом за новым знакомым мимо укрытых рогожами возов, мимо стреноженных лошадей, шалашей и низеньких походных шатров. Кое-кто из людишек попроще спал прямо под телегами, завернувшись в овчину.
- Мелентий Дементьевич, привел. - Иванко остановился напротив шатра, полог которого тут же раскрылся, выпуская наружу плотно сбитого человека с узенькой черной бородкой, одетого в накинутый на рубаху кафтан, - по всей видимости, государева дьяка.
- Рассказывай, - велел Иванко. - То, что рассказал мне.
Митрий хотел было покочевряжиться, дескать, с чего бы это он должен хоть что-то рассказывать неизвестно кому, ведь этот Мелентий так и не был представлен - дьяк он или нет, еще вопрос!
- Говори, говори, парень, не стесняйся, - подбодрил… гм… ну, скажем - дьяк. - Не бойся, мой шатер на отшибе - лишних ушей нет.
- А я и не боюсь, - с деланным безразличием пожал плечами отрок.
Дьяк неожиданно рассмеялся:
- И верно! Чего боятся тому, кого только что едва не принесли в жертву!
Однако… Митрий скосил глаза на Ивана - быстро же тот ввел дьяка в курс дела. А Мелентий Дементьевич хоть и улыбался, но смотрел настороженно, цепко. Впрочем, Митьке и некогда было кочевряжиться, наоборот, следовало говорить как можно более убедительно. Что он и проделал, естественно, опустив подробности ухода из Тихвина. Пояснил только, что он и его плененные татями друзья - тяглые люди Тихвинского Успенского Богородичного монастыря.
- Шли по своим делам, на тоню… Так нас схватили в холопы верстать! Хозяин постоялого двора в Кузьминках - закоренелый тать, людишки его во многих местах орудуют, в Сароже на московских купцов напали, правда неудачно, не рассчитали сил.