Отряд

Карл Юнг. Выпускной курс по психологии. Юнг, как позже придет к выводу Тим, был хвастуном и чудаком, а его теории не имели большой ценности для врача из маленького городка, чья повседневная работа состояла из прививок от гриппа и вырезания вросших ногтей на ногах обветренных рыбаков. Поэтому Тим забыл и название книги Юнга, и имя своего преподавателя, но цитата вспомнилась целиком, будто слова просто выскочили из темного закутка памяти.

«Злая выходка других становится нашим собственным злодеянием…»

В чахлых деревцах мрачно гудел ветер, от кромки прибоя доносились другие, менее объяснимые звуки, а Тим Риггс стоял на застекленной террасе, без всякой причины испытывая смутное беспокойство и ожидая появления неведомого зла.

3

ЕСТЬ ЕСТЬ…

Темно. Так темно.

Пусто.

Раньше здесь был свет. Он следил за ним. Как мотылек за пламенем. Теперь все исчезло. Осталась только безумная, царапающая глаза темнота… И голод.

Мужчина тащился по каменистому берегу, оступаясь на обкатанной водой гальке. Камни были скользкими от холодных, похожих на сопли водорослей. Мужчина зачерпнул темно-зеленые волокна и всосал их губами, будто ребенок, хлебающий яичную лапшу.

Там! Несется вперед, панцирь блестит в лунном свете. Песчаный краб. Человеческая рука схватила его – в плоть впился океанский холод – и сунула в рот. На языке задергались маленькие ворсистые лапки. Зубы сжались. В горло брызнула соленая слизь. В предсмертном спазме клешня отхватила кусочек языка, и к соли примешался отчетливый привкус крови. Мужчина судорожно проглотил подергивающиеся остатки краба, раздирая колючим панцирем мягкие ткани горла, которое теперь казалось таким тонким – не более чем мясистая дренажная трубка. Кожа пищевода натянулась, словно креповая бумага.

Показалась тропинка, протоптанная в высокой, по пояс, траве. На травинке сидел черный паук. Мужчина зажал его между пальцами и, прежде чем тот успел вырваться, съел. Недурно, недурно. Сочно.

Человек прищурился. На склоне холма стояла огромная темная коробка, выделявшаяся на фоне бесформенной ночи. Слишком четкие пропорции, чтобы не быть рукотворными.

Изнутри коробки исходил слабый свет.

4

– ПАРНИ, вы когда-нибудь слышали о гуркхах?

Лицо Эфраима Эллиота маячило в свете фонарика, будто голова циркового оракула, лишенная тела. Остальные мальчишки лежали, опираясь на локти, и внимательно слушали.

– Это элитные солдаты, ясно? Из Непала. Мелкие. Пяти футов ростом. Практически жевуны[3]. Сумасшедшие придурки. Их с рождения только одному учат – убивать. Гуркхи – снайперы. Могут сбить пыльцу с задницы шмеля на расстоянии ста ярдов. А еще они мастерски владеют кукри – длинными изогнутыми ножами, которые очень остро затачивают. Могут ими человеческий волос рассечь… на три части.

– Серьезно, Иф? – переспросил взъерошенный Ньютон Торнтон.

– Еще бы, – рассудительно произнес Эфраим. – Вряд ли кто-нибудь из вас знает, что тут у побережья затонул самолет с гуркхскими солдатами. Они возвращались домой после очень трудной миссии – окопная война, головы, насаженные на колья, и все такое. Эти парни почти помешались от крови, ясно? Правительство Непала, наверное, заперло бы их в какой-нибудь психушке, чтобы они никого не поубивали и не покалечили… Но домой они так и не добрались. Самолет упал прямо тут, над океаном.

Шелли Лонгпре слушал внимательно. Взгляд обычно мутных глаз – глаза Шелли чаще напоминали кусочки грязного льда – теперь стал твердым и заблестел от любопытства.

– Они даже могут быть здесь, – добавил Эфраим, – на этом острове. Он уединенный, тихий. На Фальстаф почти никто не заявляется, кроме какого-нибудь чудного рыбака или… Ну, в общем… Нас. Скаутов пятьдесят второго отряда.

Макс Кирквуд поднял три пальца правой руки и торжественно произнес:

– Я обещаю делать все, что в моих силах, исполнять свой долг перед Богом, королевой и подчиняться законам скаутов отряда Орлят.

– Их тел так и не нашли, – сказал Эфраим, улыбаясь Максу. – Будь они все еще живы, то уже совсем бы свихнулись. Но даже если бы они были здесь и наблюдали за островом, существует способ от них спастись. Гуркхи нападают ночью, понятно? Всегда. Они бесшумно как смерть пробираются в хижины. Подкрадываются к кровати и ощупывают шнурки ботинок. Если те зашнурованы крест-накрест… – Эфраим резким движением провел большим пальцем по горлу. – Но если их зашнуровать по прямой, как это делают гуркхи, то вас оставят в живых. – Он зевнул. – Ну, спокойной ночи, парни.

Его фонарик погас. Вскоре на пол с глухим стуком рухнуло чье-то тело. Вспыхнувший снова фонарик осветил Ньютона, который сгрудился над своими ботинками.

– Так и знал, что ты сломаешься, Ньют!

Ньютон неловко сел и потер колени. В свете фонарика его бледная кожа казалась розовой, как у поросенка.

– Господи, ладно… – Ньютон, склонив голову, потер глаза. – Как тебе не стыдно, Иф, рассказывать такие жуткие вещи…

– Ньют, ты – ссыкун! – крикнул Кент Дженкс.