Отряд

Черепаха совершенно невозмутимо подплыла прямо к ребятам. Быть может, ей было любопытно или она тоже проголодалась и решила, что мальчишки станут легкой добычей. Она проплыла между расставленными ногами Ньютона. Того трясло от холода и от страха, что черепаха может укусить его за бедро. Но она плыла вполне спокойно.

У нее было четыре ласта. Спереди длинные, серповидные, напоминавшие крылья самолета. Сзади похожие на птичьи когти, только с жесткими перепонками. Кожа на всех четырех была переливчато-желтой, покрытой темной чешуей. Прекрасное создание.

Макс, стиснув зубы, погрузил руки в воду. Его пальцы сомкнулись на кромке панциря, который оказался скользким, точно покрытый водорослями валун. Черепаха отчаянно и с невероятной силой лягнула. Внезапно для себя Макс очутился на коленях в ледяной воде. Камни оцарапали голени. Маленькие черные когти черепахи впились в бедра. Он открыл рот, чтобы закричать, но захлебнулся нахлынувшей волной и начал отплевываться.

Черепаха выскользнула из рук. Макс забарахтался и вслепую бросился следом.

– Ньют! Хватай ее, пока не ушла!

Ньютон заковылял туда, где на вал приливной заводи кидалась черепаха. Он вцепился в один из задних ласт. Тот был скользким и жестким, словно намазанная хозяйственным мылом радиальная шина. Черепаха обернулась и яростно клацнула челюстями. Голова на морщинистой шее вытянулась куда дальше, чем предполагал Ньютон. Прямо как в игре «Голодные бегемотики». Мальчик в ужасе завопил, когда челюсти черепахи принялись щелкать в нескольких дюймах от его лица. Он почуял ее соленое дыхание и другой, более глубокий запах – что-то гормональное, нездоровое.

Ньютон отшатнулся и чуть не упал лицом в воду. Черепаха снова бросилась на камни. Макс тяжело дышал сквозь стиснутые зубы. Вода шипела в расселинах резким «хшшш!». Рот Ньютона наполнился горьким привкусом страха. Положение становилось все ужасней, хотя он и не совсем понимал, как же так случилось.

– Хватай за один плавник. – Глаза Макса превратились в щелочки. – А я – за другой. И мы вытащим ее на сушу. Там будет не так тяжело.

Они ухватили черепаху и вытащили на берег за задние ласты. Передние вращались, будто весла, но все было напрасно. Голова черепахи металась, разбрызгивая капли воды. Побелевшие губы Макса раздвинулись, обнажая зубы, – скорее безумная ухмылка, чем улыбка. В глазах появилось жутковатое торжество.

Они затащили черепаху на узкую полоску изрытого дождем песка. Черепаха попыталась броситься к океану, но ее окружали отвесные стены из сланца. Мальчишки согнулись пополам, уперев руки в колени – те покраснели от холода, – и старались отдышаться. Небо потемнело, превратившись в ледяной свод, усеянный редкими звездами. Кусочек лунного серпа отбрасывал на море острый как бритва луч света.

– Мы должны сложить кос-кос-костер, – стуча зубами, сказал Ньютон.

– Сперва нужно ее убить.

В груди Макса появилось болезненное напряжение – давление огромной пружины, которую сжали до предела. Он был зол на черепаху за ее безмолвное желание выжить и наплевательское отношение к его собственным нуждам. Еще он расстроился из-за того, что черепаха его напугала. За одно только это преступление она заслуживала смерти.

Черепаха повернулась к ним мордой. Ее голова была надежно спрятана в панцире. Черепаха рванулась, загребая передними ластами и стремясь вернуться в приливную заводь.

Макс заступил ей дорогу. Голова черепахи метнулась вперед, чтобы схватить его за пальцы. С придушенным криком Макс отдернул ногу. На пальце остался V-образный укус – рана в четверть дюйма, которая тянулась до самого ногтя.

Макс почти ничего не почувствовал – пальцы на ногах окоченели, а организм переполнял адреналин, – но, когда на песок брызнула кровь, ощутил, как все жилы внутри его тела подобрались и натянулись, готовые свершить неизбежное.

Он убьет эту тварь. Он желает ее смерти.

Макс нашел кусок коряги и подсунул его под панцирь черепахи. Та повернулась и откусила три дюйма выбеленного дерева. Макс засунул оставшуюся часть под передний плавник и резко рванул вверх.

Черепаха перевернулась на спину. Она издала жалобный вопль, который для Ньютона прозвучал слишком уж похожим на плач человеческого младенца.

– Вот так. – Грудь Макса тяжело вздымалась. – Вот так, здоровяк чертов. Вот и все.

Дрожащим пальцем он открыл самое большое лезвие своего швейцарского ножа. Остро заточенный край отразил лунный свет. Гнев и страх Макса слились воедино. Все ускорилось, но осталось предельно четким – прилив, набегавший на изрытый дождем песок и растекавшийся серебром; вопли чаек над головой, которые словно подталкивали Макса совершить то, на что он мысленно уже решился.

Он приставил нож к брюху черепахи. Бежевому, как прорезиненный коврик в его ванной. Острие, словно подчиняясь собственному внутреннему голосу, скользнуло в одно из углублений на панцире.