Отряд бессмертных

Анвар держал саблю наготове. Он знал, что русские бабы зачастую дерутся наравне с мужиками, а то и яростнее, особенно защищая своих детей.

Анвар прошел сени, толкнул дверь в постройку. Закрыта.

Он усмехнулся. Глупая женщина, что для батыра какая-то дверь?

Татарин ударил по ней ногой, но она не поддалась. Засов держал крепко.

Анвар осмотрелся. Под лавкой, на которой стояли кадки с водой, лежал крупный чурбан. Такими вбивали столбы в землю.

Он поднял его, напрягся, ударил чурбаном, как тараном. Дверь соскочила с петель.

Анвар оскалился.

Пред ним стояла женщина необычайной красоты, с распущенными волосами, в рубахе, чрез которую проступали большие груди и широкие бедра. Желание тут же наполнило насильника.

Анвар медленно пошел к Алене.

– Не подходи, проклятый, убью! – закричала женщина.

Анвар понимал и немного говорил по-русски:

– Ты моя баба! Брось рогатину, сними рубаху, ложись на пол. Я тебя ласкать буду. Не так, как твой мужик. Он умер. Я живой, и ты моя. Ложись!

Алена вскрикнула и сделала выпад рогатиной, целясь в голову татарина. Но тяжело было это славянское копье. Им бились сильные ратники, крепкие мужики ходили на медведя.

Анвар отбил рогатину, шагнул к Алене и ударил ее рукояткой сабли по голове. В глазах женщины потемнело, ноги подкосились, и она рухнула на пол. Из ссадины на голове потекла кровь.

– Глупая баба, – проговорил насильник, склонился над женщиной и начал срывать с нее рубаху.

Тут Алена пришла в себя и попыталась вырваться, но Анвар обезумел от звериной страсти и принялся бить ее. Женщина вцепилась зубами ему в горло. Она хрипела, но не отпускала его.

Анвар кое-как дотянулся до сабли, валявшейся на полу, и сумел ударить Алену по голове. Она застонала и упала замертво.

Убийца плюнул на истерзанное тело и услышал детский крик. Он подошел к нарам и увидел плачущую двухлетнюю девочку. Она уже распустила одеяльце, освободила руки и ноги.

Анвар криво усмехнулся и дважды ударил саблей.

Разделавшись с матерью и дочерью, он вспомнил, что в этой семье наверняка был еще один ребенок.

Анвар начал искать среди разного хлама, снопов, мешков с зерном, всякой хозяйственной утвари. Он перерыл все, но никого не нашел.

Негодяй вздрогнул от неожиданности, когда услышал от двери голос Надира:

– Что, Анвар, знатно повеселился?

– Да, все якши, ага.

– Якши, говоришь? А ведь эта баба тебе чуть горло не перегрызла. – Надир прошелся по клети, изогнутым носком сапога пнул разрубленное тельце девочки, встал над обезображенным трупом Алены. – А баба была хороша. За нее дали бы много. Ты зря убил ее, и обязательно заплатишь мне за это.

– Надир-ага, на меня что-то нашло. Я заплачу, сколько скажешь.

– Конечно, заплатишь. Но ладно, что сделано, то сделано. Семью всю извели?

– Да, – не моргнув глазом солгал помощник, решивший не говорить о втором ребенке. – Тут они все. Муж в избе, жена и дочь здесь.

– Ну, коли всех, то жги избу с клетью и выходи на улицу. Забираем ясырь, скарб, скотину и отходим!

С улицы уже тянуло сильным запахом дыма. Татары жгли деревню.

– Да, Надир-ага. Никогда не забуду твою милость.

– Делай то, что я сказал!

Налетчики вывели пленников на восточную окраину деревни, сбили в кучу. Сюда же пригнали несколько коров, овец, коз. Птицу резали на месте. Татары набили всяким скарбом две телеги, туда же забросили мешки с мукой, готовые караваи, битых кур.

Молодой татарин привел еще одну лошадь, старую клячу. На переходе пленных надо кормить. Вот и пойдет им мясо этой кобылы.

Чуть поодаль на самодельных носилках лежал труп Газиза, завернутый в саван. Главарь банды повелел трем мужикам копать яму. Могилу для убитого они вырыли быстро, земля здесь была мягкая. Один из татарских воинов прочитал молитву, и тело Газиза было предано земле. В могильном холме торчал шест с белой тряпицей на конце.

Надир посмотрел на небо, подозвал Анвара и заявил:

– Вижу трех дохлых стариков и старуху. Они далеко не уйдут.

– Я понял тебя, ага. Но и младенцы будут мешать. Надо резать.

– Со стариками разберешься, как только начнут отставать. Их в самый конец поставь. А с младенцами пока спешить не будем. Надо дойти хотя бы до большой елани с одиноким старым дубом. Оттуда до стана мурзы Захира не более десяти верст. Там и порешим младенцев, которые доставят больше хлопот. Сейчас резать их – значит, получить безумство матерей, злобу мужиков. Это может привести к бунту. Переход же лишит их сил, ослабит дух, сделает послушными. По пути никого не жалеть! Пускать в ход нагайки! Ты меня понял?

Помощник кивнул.

– Понял. Стариками сам займусь, как войдем в лес.

– Порежь их, как отойдем версты на три, если до того времени они сами не повалятся.

– Да, Надир-ага.

– Выполняй!

Налетчики поставили невольников в ряд, связали за спинами руки ремнями, сквозь них продели шесты, на шеи набросили веревки, концы которых взяли всадники. Женщины с младенцами шли отдельно. Как и наказывал главарь, стариков поставили в конце.