Отряд «Холуай». Из жизни моряков-разведчиков Тихоокеанского флота

— Обеспечивали учебный процесс, товарищ каптри! — отбрехался Федос.

Каптри сначала хмыкнул, а потом в голос заржал. Делал он это так заразительно, что за ним начали ржать старшаки, мне тоже стало смешно, и я начал прихихикивать.

— Так, м…я, му…ны-караси и охреневшие вдупель водолазы старшего призыва! Весть о ваших ночных занятиях один хрен уже доложена командованию и вашим группным командирам! Старшим в группах развести личный состав по кубрикам — умыть, осмотреть, нештатным медикам провести осмотр, перевязать, замазать зеленкой и поцеловать в лобик. Дежурный фельдшер уже ждёт наиболее тупорылых пострадавших. Старшие в группах! Через час списки пострадавших с описанием характера повреждений! Заместители старшин уже получили задачу предоставить списки участников, так что не вздумайте уйти под воду! Две секунды — ррраазойдись!

Мы строем развернулись и убежали в кубрик. Настроение, несмотря на боль от ушибов и синяков и завтрашнюю расправу над нами Поповских, было почему-то преотличнейшее!

Да и пусть завтра на нас снова наедут, опять всей толпой подымемся — не хрен с нами связываться! Всё-таки неплохой экспериментатор наш каплей, группа одного призыва — это сила! А дежурный каптри! Как он разобрался в ситуации и расставил всё по полочкам: слов — минимум, а всё и так понятно — ни нравоучений, ни визгов. Жаль только, что я ударил ногой в драке Дитера. Надо будет на завтраке извиниться. Вахтенный, провожавший нас на «побоище», увидев возвращающихся с поля брани, сделав круглые глаза, заорал:

— Поповские карасиии!

Из кубриков заорали:

— Самые ох…ые караси на флоте! — и… захлопали, награждая нас аплодисментами. Как оказалось позже, многие из нашей роты тоже участвовали в побоище и причём на нашей стороне. Только кто там разберет в пылу драки, кто есть кто? Так что и нашим досталось от нас, и нам — от своих. Кто-то при появлении дежурного успел в доли секунды испариться с места событий и нырнуть в свои кубрики. Бегавший по казарме помдеж, пересчитывая личный состав, сбивался со счёту, а потом, плюнув, убежал. В гальюне мы долго умывались, застирывали тельники и робы от пятен крови. Пришёл замстаршины, «холодный» баталер, таща на плече укомплектованную медсумку, и вместе с нашим группным нештатным медиком начал осмотр прямо в баталерке под светом ламп, записывая на листочке пострадавших и характер травм. Федос кипятил банку за банкой, наши разведчики хлебали «Масловский» кофе, обсуждали происшествие. Вахтенный забегал иногда в баталеру и доносил вести о «потерях» в других подразделениях. Итого, как мы узнали: выбито несколько зубов, сломано пару челюстей, гематомы, ушибы, порезы, рассеченные брови, губы, уши, разбитые носы. Короче — е-р-у-н-д-а!.. Ничего серьёзного.

Это сейчас бы данная драка считалась происшествием на все Вооружённые Силы — в части бы уже крутилась прокуратура, работали дознаватели. На следующий день в различных печатных изданиях и интернете появились бы шокирующие статьи и фото. Вовсю голосил бы «комитет нерожавших матерей», неясно, на чьи деньги существующий. Сняли бы с должностей кучу народа. А тогда всю ситуацию разрулил в несколько минут дежурный по части. Никто никуда не побежал жаловаться и строчить доносы. Никто!

На следующий день всё нещадно болело и ломило. Бровь, замазанная медицинским клеем, опухла и мешала открыто и ясно смотреть на мир. А на разводе САМ командир разведпункта что-то долго орал на стоящих перед ним в одношереножном строю офицеров.

Ох, и достается же сейчас нашему каплейту. А ведь с утра всё — будто так и надо. Построились по его прибытию. Равняйсь. Смирно. Равнение на середину. Доклад:

— Товарищ капитан-лейтенант! За время вашего отсутствия в группе без происшествий, за исключением…

Каплейт прерывает доклад кивком головы и взмахом руки.

— Здравствуйте, товарищи разведчики!

— Здра жла тщщ капле. й ант!

И всё — ни криков, ни воплей. Как будто ничего и не было, только улыбка краешком губ.

А сейчас нашего группного командира разносят, и всё это из-за нас. Только и слышны обрывки рыка капитана первого ранга:

–..ля эксперименты, н…х, опять двадцать пять, — и много еще чего нецензурного.

После общего построения и развода на занятия и работы наша группа осталась стоять на площадке в гордом одиночестве. Командир роты увел оставшиеся три группы на политическую информацию, а мы торчим в гордом одиночестве. А вот к нам идёт САМ! Впереди идёт Поповских. Что же нам сейчас скажут? А если самых ярых зачинщиков выпнут под задницу на «железо» или в береговые части? Хотя — кого ярых? Всю группу?

Подошёл Поповских, скомандовал:

— Группа! Рааавняйсь! Смирнааа! Рааа… праааво! — и пошел, приложив руку к фуражке, навстречу каперангу.

— Тщщ каперанг! Первая группа первой роты по вашему приказанию паааастроййена! Каамандир группы, каплей… ант Поповских!

Командир пункта, не отрывая руку от головного убора, строевым подошёл к строю.

— За нарушение распорядка дня, за нарушение дисциплины всему личному составу группы объявляю пять суток ареста (сказал с ударением на первую «а»).