«И что сейчас видят твои глаза? – произнес голос Бабули Дженки с высокомерием, вплетенным в каждое слово. – Мои видят твою младшую сестру, законного стража Загона, у ворот твоего предположительно “ненаходимого” дворца. И она не одна. Видишь тех лишенных, что сгрудились вокруг нее?»
«Иди на хер, – подумала Герцогиня. – Ты мертва».
«Ты тоже, – ответила Бабуля Дженки. – И как все сложилось для тебя?»
– Мэм, что нам следует делать?
Герцогиня обернулась от видеоэкрана к подчиненному, стоявшему за ее спиной. Сколько душ было под ее командованием за последние полтора столетия? Слишком много. Она устала от ответственности, устала от веса короны. Вечно кто-то ждет приказа, вечно кто-то ждет, когда ему скажут, что делать, вечно кто-то желает кусок ее самой… Где поддержка для нее? К кому ей идти за советом?
«Хватит себя жалеть, – проскрежетала Бабуля Дженки. – Думаешь, твоя сестра жалеет?»
Старуха была права. Если снаружи действительно стоит ее сестра, она кипит от самоуверенности. Это само по себе тревожно – лишенным положено быть неустроенными зомби, какая уж тут дерзость, – но эта самоуверенность отскребла беспамятство с пятидесяти полудуш, стоящих рядом с девушкой.
«Они следуют за ней, – подумала Герцогиня. – Как люди следуют за мной. Еще одно невероятное в кучу к другим, поскольку зомби вроде лишенных не имеют иерархии».
Ее мысли заполнил визгливый смех Бабули Дженки. «Внучка, в каждой стае есть альфа, и Дженки взращены быть такими альфами. С чего бы твоей сестре быть иной?»
Ханна – если беловолосая девушка действительно была ею – помахала прямо в экран, на мерцающем лице играла улыбка.
«Откуда она знает, что мы можем ее видеть? – подумала Герцогиня. – Она должна быть способна разве что ползать в грязи».
Девушка на экране указала на эту землю.
– Опустите камеру, – распорядилась Герцогиня.
Картинка услужливо сдвинулась.
На земле было нацарапано одно слово.
– Увеличьте изображение.
Картинка расплылась, потом, с усилием, вновь собралась в фокус.
Весь пост управления ахнул, когда они увидели слово.
– Откройте двери, – сказала Герцогиня. – Я выхожу.
Глава 13
Кровь и отбеливатель, вот что означала школа для Джо. Но почему так, он и сам не знал. Его не одарили возвратом этих воспоминаний. Просто ощущение, призрачная вонь в ноздрях, когда он стоял, глядя вверх на солидную викторианскую кучу кирпичей.
Кровь, отбеливатель и несбывшиеся надежды.
– Выглядит как гребаный Хогвартс, – заметила Дейзи-Мэй, одобрительно присвистнув.
– Я бы не покупался так легко на внешний вид, – заметил Джо. – Если что-то выглядит респектабельно, это еще не значит, что так оно и есть.
– В моей школе были детекторы металла, – ответила Дейзи-Мэй, – и поножовщина раз в неделю. У этой школы над входом надпись на латыни. Это уж точно не для понтов.
Как ей это объяснить? Джо не знал, поскольку по правде он не знал, как объяснить это самому себе. Ни единого воспоминания, которое можно отыскать, чтобы пояснить неправильность этой школы; только осадок, принесенный с почвенного мира. Да еще нутряное чувство, что здесь кроется часть головоломки, следующее звено цепочки, ведущей к его убийце.
– Пойдем, – приказал-попросил он, проходя через входные двери, – и я покажу, почему меня тут не тянет на ностальгию.
Дейзи-Мэй послушалась, и Джо задохнулся, когда она вошла в центральный вестибюль здания.
– Дежавюхой прихватило? – поинтересовалась девушка.
– Типа того.
И действительно, едва Джо прошел сквозь дверь, перед ним замелькал калейдоскоп картинок, все нерезкие, но оттого не менее болезненные. Он не мог вспомнить, почему он ненавидел эту школу, что здесь оставило такой зазубренный отпечаток в его разуме. Определенно, это связано не с довольно заурядным вестибюлем. На стенах деревянные панели, украшенные золотыми фамилиями былых учеников и давно умерших учителей; потолок высокий, но склоняется посередине, будто пытался достичь небес, а потом осознал тщетность таких попыток и сдался.
«Может, это девиз школы, – подумал Джо. – Учитывая мои ощущения от этого места, похоже на правду».
– Что мы здесь высматриваем? – спросила Дейзи-Мэй, бродя вдоль выставки древних запыленных шкафчиков для призов, картин – от пола до потолка – былых директоров, создающих девушке необычный почетный караул.
– Мы здесь из-за твоей предсмертной записки, – ответил Джо. – Я надеялся, что ты сможешь мне что-то рассказать.
– У меня в голове больше пустоты, чем дельных мыслей, – сказала Дейзи-Мэй, остановившись у одинокого шкафчика и присаживаясь, чтобы взглянуть на содержимое поближе. – Но это не моя школа. Я – чисто Ноттингем. Мне даже знать об этой школе неоткуда.
– Однако ты знала, – заметил Джо, присаживаясь рядом с ней, – и нацарапала ее название на полу. И это приводит к другому вопросу, который ни один из нас пока не задал.
– Которому?
– Как «чисто ноттингемскую девушку» занесло за восемьдесят миль оттуда на линкольнширскую ферму?
Оба погрузились в неуютную тишину.
– Такое чувство, что если узнаем ответ, выясним и кто тебя шлепнул, – произнесла Дейзи-Мэй.
– Ага, – отозвался Джо. – У меня тоже такое чувство.