Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

Стенману 36 лет, жена его Нелли постарше на два года, у них пятеро детей, все малолетки. У семьи четыре козы и десять овец.

Стенман перебрался сюда, в Летвик, тоже из Берлевога, не захотел работать на немцев.

Поскольку избежать общения с соседями было невозможно, разведчики через некоторое время отправились к ним в гости. В доме семьи Луэ сели за стол. Освальд был не прочь приложиться к стакану. Распили фляжку водки, основательно закусили, попили кофе и собрались возвращаться в свой шалаш. Эриксен и Лейф Утне ушли, а Харальд остался, сказав, что еще хочет поговорить с соседом. Выпитого за ужином ему показалось мало, он предложил Освальду еще опорожнить бутылочку. И в той ничего не осталось на донышке.

Уже под утро Освальд выпроводил Харальда из дома, но тот пошел не к своему жилищу, а к другому соседу. Стенман только что поднялся, собирался заняться по хозяйству.

Харальд достал из кармана фляжку и предложил Антону вместе с ним выпить. Тот отказался, сказав, что с утра делать этого не следует, впереди целый трудовой день, забот у него тьма. Обиженный и раздосадованный, что не находит компаньона, Харальд ударил Антона по лицу. Тот связал вконец захмелевшего Харальда, положил его на скамью, а сам пошел к Эриксену сказать, чтобы тот забрал пьяного.

Пока Антон ходил, Харальд уговорил жену Стенмана Нелли развязать его и отпустить домой. Та пожалела его, сняла с пьяного путы и выпустила на улицу.

Оказавшись на воле, Харальд побежал искать своего обидчика. Вскоре он увидел Антона, достал пистолет, выстрелил раз, потом другой…

Стенман кинулся от греха подальше бегом в Берлевог, с перепугу по пути потерял ботинок, шапку. Не заметил даже, как пробежал четырнадцать километров, спрятался у своей матери и скрывался там три дня, пока сын не принес ему одежду и обувь.

Услышав стрельбу, Трюгве и Лейф опрометью кинулись узнать, что случилось. Последний патрон из пистолета Харальд выпустил в сторону бегущих товарищей.

Подоспевшие изловили пьяного, скрутили, привели в шалаш и уложили спать.

Проснулся он поздно вечером. Вахту стоял Лейф, а Трюгве грелся у очажка. Вид у Харальда был угрюмый, помятый. Он сидел на лежаке, опустив голову и охватив ее руками. Сознание содеянного медленно приходило к нему. Он силился вспомнить все детали, но не мог. Пошарил в кармане, пистолета не было. Трюгве молча смотрел на него. Наконец Харальд поднял голову, поглядел на Эриксена, попросил разъяснить ситуацию. Трюгве позвал Лейфа с вахты, и они описали Харальду все его похождения.

Харальд опустил голову, задумался. Потом поднял глаза на товарищей и, тяжело вздыхая, сказал:

— Простите меня, виноват. Перебрал и столько грехов натворил.

— Как теперь с Антоном и Освальдом встретишься, с их женами? — спросил Лейф.

— Стыдно. На коленях буду просить прощения.

— Хорошо, если простят. А станут ли доверять, ведь бояться будут.

— Мне в Мурманск нельзя возвращаться, меня строго накажут, выгонят из отряда.

Трюгве сказал, что все теперь зависит от него самого, сколь глубоко осознает свои ошибки, как будет дальше жить с товарищами, как станет нести службу, как сможет вернуть доверие соседей.

Когда Антон вернулся из Берлевога домой, Харальд сходил к Стенманам и к Луэ, повинился перед ними, пообещал, что больше ничего подобного не будет.

Инцидент посчитали исчерпанным, дали Харальду путь к искуплению грехов.

А вахта разведчиков на Нолнесе шла устоявшимся порядком. Несмотря на молодость и первую самостоятельную работу, Лейф Утне со своими обязанностями справлялся успешно. Материалов появилось много, и они часто были так важны, что в некоторые дни ему приходилось выходить в эфир по два-три раза. Его четкой работой на базе были довольны.

Сведения ни малейшего сомнения в достоверности не вызывали, на Эриксена полагались, он был проверенный сотрудник. Кроме того, прохождение караванов или отдельных кораблей подтверждали другие посты, летчики и подводники. На картах в штабе появлялись все новые и новые обозначения батарей, прожекторов, прослушивающих устройств, складов, минных полей.

Еще в первую высадку Эриксен подружился с Иенсеном Кристианом. Они почти ровесники. Кристиан недавно овдовел, остался с двумя сыновьями-юношами 15 и 17 лет. Как и все жители селения, он рыбак. До захвата Норвегии фашистами был социал-демократом, но в войну от политической жизни отошел.

Иенсен несколько раз встречался с Эриксеном, сообщал о вражеских конвоях, о зенитных орудиях на окрестном берегу. Помогал разведчикам честно, от чистого сердца, как настоящий патриот Норвегии.

Рядом со Стенманами пустовал дом, хозяева его жили в Берлевоге. Как-то, возвратившись оттуда, Антон сказал Эриксену, что соседи его собираются к весне приехать на хутор, хотят жить подальше от немцев.

Разведчиков обеспокоило это новое соседство, неведомо, с какими целями те собирались покинуть Берлевог и поселиться тут.