Никто не осудил бы Мейтнер, если бы она предложила Гану пойти туда, куда он точно не смог бы попасть. Но она не могла противостоять желанию разгадать научную загадку и заодно снова насолить Жолио-Кюри. К тому же в Швеции было холодно и одиноко, и она отчаянно стремилась восстановить связи с научным сообществом. Когда пришло письмо, она как раз уезжала с племянником из Стокгольма на рождественские каникулы и взяла конверт с собой. Однажды утром за завтраком племянник, тоже физик, заметил, что Мейтнер хмурится над какими-то бумагами. Она призналась, что уже несколько дней размышляет над прочитанным, и они решили прогуляться по снегу и обсудить этот вопрос подробнее.
Не вызывает сомнений, что подсознательно Мейтнер уже некоторое время подбиралась к правильному ответу, – и на прогулке внезапно поняла, в чем дело. Ган сказал, что полученные элементы ведут себя как лантан и барий. Так что, по-видимому, это действительно были лантан и барий. Но чтобы это произошло, ядро урана должно было расколоться – не просто выплюнуть несколько элементарных частиц, а расколоться пополам. Это была немыслимая идея, которую отверг бы практически любой физик. Даже нобелевский лауреат Ирен Кюри не додумалась до этого. Мейтнер же совершила этот прыжок в неведомое и пришла к выводу, что, как бы странно это ни звучало, Ган расщепил атом.
Возможно, чтобы наказать Гана, Мейтнер не сразу сообщила ему свой вывод. Когда же она это сделала, новость ошеломила его. Как это могло быть правдой? И все же он доверял Мейтнер (та никогда не халтурила), и ее выводы укрепили решение, которое он принял неделей ранее. Тогда Ган позвонил редактору Паулю Росбауду, который помог Мейтнер бежать из Германии, и спросил, не сможет ли тот срочно опубликовать короткое сообщение о его работе. Результаты привели Росбауда в восторг, и он согласился изъять из следующего номера журнала
Большинство физиков встретили эту новость восторженно, но политически более дальновидные ощутили и нечто иное – холодок предчувствия. Уран довольно часто встречается в земной коре, поэтому его легко добывать в больших количествах. Физики также знали, что (согласно формуле
Несколько подкованных в физике нацистов впоследствии обвиняли Гана и Росбауда в измене за их действия в тот день. Они-де намеренно поспешили опубликовать статью, чтобы предупредить врагов Рейха и помешать нацистам сохранить секрет урана. Это может показаться типичной нацистской паранойей, но на этот раз нацистская паранойя таковой не была: Росбауд действительно хотел предупредить Францию, Великобританию и США об этом грандиозном открытии. Он презирал нацистов и боялся, что война может вспыхнуть в любой момент; отсрочка публикации хотя бы до следующего номера могла дорого обойтись миру.
Мир и без того пострадает достаточно. 22 декабря 1938 г., в день зимнего солнцестояния, как заметил один историк, «началась всемирная зима».
Несмотря на «измену» Гана и Росбауда, мир в целом оставался в неведении относительно статьи немецкого химика, пока несколько недель спустя не вышел следующий номер
Все началось в январе 1939 г., когда племянник Мейтнер встретил в Копенгагене датского физика Нильса Бора и поделился открытием тети Лизы. Услышав новость, Бор, как мультипликационный персонаж, хлопнул себя по лбу. «Какими же мы были идиотами!» – воскликнул он. Племянник попросил Бора хранить открытие в тайне, поскольку в статье Гана излагались только химические доказательства расщепления. Мейтнер намеревалась написать собственную статью о физическом аспекте открытия, и несдержанность Бора могла ей навредить. Бор дал клятву хранить молчание.
И немедленно ее нарушил. Через несколько дней он отправился в годовой творческий отпуск в США, и не успел корабль поднять якорь, как он уже рассказывал обо всем своему коллеге-попутчику, которого эта новость тоже ошеломила. Затем Бор с коллегой раздобыли где-то на судне доску и, несмотря на неспокойные воды Атлантики (Бор всю дорогу страдал от морской болезни), провели девять дней, рассчитывая последствия деления ядра. Донельзя взбудораженный Бор забыл упомянуть о необходимости хранить молчание. Не связанный никакими обещаниями коллега начал рассказывать об этом любому встречному сразу же по прибытии в Нью-Йорк 16 января, и уже вскоре о делении ядра знало все физическое сообщество США.