Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

Сообразив, что он натворил, Бор сделал 26 января официальное заявление на торжественном ужине в Вашингтоне. Тем вечером он по программе должен был выступать с докладом о физике низких температур, но какие уж тут низкие температуры – у него имелась информация погорячее. И хотя Бор, изложив суть открытия, постарался отдать должное Мейтнер, его уже никто не слушал. Еще до конца его выступления несколько местных физиков, как были в смокингах, выбежали из зала и помчались проводить собственные эксперименты. Один ученый из Северной Калифорнии, прочитав на следующий день в газете отчет о выступлении Бора, в прямом смысле слова выскочил из парикмахерского кресла во время стрижки и бросился в лабораторию. В сообществе физиков-ядерщиков новость о делении урана навсегда разделила мир на «до» и «после».

Энрико Ферми был одним из тех политически дальновидных ученых, которых от известия о расщеплении урана бросило в дрожь. На протяжении нескольких лет, пока он занимался в Риме медленными нейтронами и быстрыми пробежками, Ферми наблюдал, как Италия при Бенито Муссолини погружалась в пучину фашизма. К 1938 г. он уже не видел там будущего ни для себя, ни для своей жены-еврейки Лауры, и они начали строить планы отъезда. Такая возможность возникла осенью того же года, когда Нильс Бор отвел Ферми в сторону на научной конференции.

Будучи скандинавом, Бор поддерживал тесные контакты с Нобелевским комитетом в Стокгольме, и он сказал Ферми, что через несколько недель того, возможно, ожидает маленький сюрприз. Обычно это рассматривалось бы как серьезное нарушение профессиональной этики: Нобелевский комитет работает тайно и до срока не раскрывает личность победителей. Но у Бора была веская причина для такого проступка. В то время курс итальянской лиры сильно скакал, а итальянские законы, вероятно, не позволили бы Ферми конвертировать деньги в более стабильную валюту. Бор хотел выяснить, не захочет ли Ферми отсрочить получение приза на год, когда экономическое положение, возможно, стабилизируется.

Ферми в ответ поделился с Бором своим секретом. Он собирается перебраться из Рима в Колумбийский университет в Нью-Йорке, а потому получение премиальных денег именно сейчас стало бы огромным подспорьем. Бор велел не беспокоиться. Спустя несколько недель Ферми действительно получил Нобелевскую премию по физике. Они с Лаурой уехали в Стокгольм всего с двумя чемоданами – и больше в Италию не вернулись.

Как ни печально, с отъездом Ферми его небольшая команда быстрых физиков, по большей части состоявшая из евреев, сама претерпела процесс деления. Один ученый бежал в Калифорнию, другой – в Париж. Правая рука Ферми, Эдоардо Амальди (который первым заметил разницу между образцами, облученными на мраморной полке и деревянной столешнице), тоже хотел уехать, хотя ему, как доброму католику, опасность в Италии не угрожала. Поэтому коллеги умолили его остаться: иностранцам за границей рабочих мест доставалось мало, и другие нуждались в этих вакансиях больше него. В итоге Амальди с вымученной улыбкой проводил Ферми на вокзал, простившись со своим наставником. Он вернулся домой очень грустным, а вскоре был призван в итальянскую армию и отправлен на фронт в Северную Африку.

Так совпало, что Бор разболтал сведения о делении ядра вскоре после того, как Ферми прибыл в Нью-Йорк, и своим живым, подвижным умом итальянец отчетливо представил, к чему приведет это открытие. По воспоминаниям одного коллеги, однажды ненастным январским днем Ферми стоял в своем кабинете и рассуждал о дивном новом мире деления урана. Затем он повернулся к окну и, глядя на панораму Манхэттена, сложил ладони, словно обхватывая мячик. «Всего лишь вот такая бомбочка, – пробормотал он, – и все это исчезнет».

В Париже настроение было столь же мрачным, хотя и по другим причинам. Увидев в Naturwissenschaften статью этого проклятого Гана о делении ядра, Фредерик Жолио заперся у себя на два дня, чтобы изучить ее. Он появился с ввалившимися глазами и изможденным лицом, сообщив всем в своей лаборатории и в лаборатории Ирен новость: их снова обставили. Они получили те же результаты, что Ган и Мейтнер, те же побочные продукты деления, но просто не поняли, что это такое.

Подобно Бору, Ирен взвыла: «Какими же мы были придурками!» Затем она в ярости набросилась на мужа. «Если бы ты не сбежал в собственную лабораторию и не бросил меня, мы бы сами сделали это открытие!» – кричала она. Сотрудники молча соглашались с ней. Ирен была достаточно сильна в химии, но ей не хватало знаний в области физики, которыми обладал Жолио и которые имели решающее значение для интерпретации полученных ею результатов. Жолио же был слишком поглощен своим циклотроном, своим кризисом среднего научного возраста, чтобы уделять внимание работе жены. Бедняге было очень стыдно.