— В Люблине не крутись. Могут случайные люди засечь. Немедленно отправляйся к себе домой в деревню. Тебя подбросят на машине. Завтра встретимся у пани Зоей ровно в шестнадцать, — я думаю, ты найдешь ее ресторанчик?
Затем он стал подробно растолковывать, как найти ресторан.
— Теперь найду. Когда-то я бывал в тех местах, даже возле него, — да-да, припоминаю.
— Ну вот и хорошо… Там у меня есть комната. Пройдешь через черный ход на второй этаж — третья дверь слева. Я буду тебя ждать…
И действительно за Иваном вечером пришла легковая машина. Гестаповец-солдат отвез его на край села и не проводил из салона, а скорее выбросил, как зайца из мешка, в чисто поле. Он шел впервые робко не по своей, а чужой, недавно приютившей его с женой земле, и все время пригибался, как будто хоронился от своих соседей. Пробирался огородами, преодолевая колючие кустарники домашней ежевики и ломкой малины.
Лениво лаяли собаки по крестьянским дворам. Пахло прелой соломой и навозом с хозяйских дворов. На болоте и у пруда квакали лягушки. Иван вздрогнул, когда неожиданно услышал громкое ржанье соседского коня. Над горизонтом из-за черной полосы леса поднимался огромный красный шар вечерней луны, от чего казалось, стало еще темнее.
Вот и милая хатка, ставшая еще роднее после разлуки с женой. Он подошел на цыпочках к окну, и пальцами тихо побарабанил по стеклу. Тут же колыхнулась занавеска, как будто кто-то стоял у окна.
Через мгновенье в сенях зашуршали босые ноги Марыси — милой Марысечки. Так он называл свою любимую. Дверь отворилась. Жена бросилась на плечи Ивана. Он в свою очередь долго не отпускал ее. Слезы радости посыпались из глаз. Крепко обнявшись, они вошли в светелку. Она хотела зажечь каганец и стала искать в темноте на выступе русской печки коробок со спичками.
— Не надо, Марысечка, посидим без света. Я утром должен покинуть дом… Так надо, так надо…
Ничего он ей не сказал об идейной переориентировке, о задании партизан-разведчиков, только обнадежил, что скоро закончится война, и они вернуться на Родину — в их многострадальную Волынь, где будет новая власть, которая защитит людей от дурацких, кровавых шабашей между славянами.
— А когда она закончится? — задала глупый вопрос Марыся.
— Скоро, числа не могу знать, но скоро…
— Ох, какуже все надоело… Да поможет нам Дева Мария.
— Согласен, Марысечка, согласен!.. Помогут нам с тобой, одинаково почитаемые нами и Дева Мария, и Иисус Христос…
Охота на Эриха Коха
Герои истории — это личности, жертвующие собой во имя общего дело.
Еще в Киеве генерал-майор С. Р. Савченко, ставя оперативные задачи Зоричу, предупредил его, чтобы он был готовым совершить возмездие над палачом украинского народа гауляйтером Восточной Пруссии и рейхскомиссаром Украины Эрихом Кохом. Генерал несколько раз подчеркивал, что такую задачу им поставила сама Лубянка.
Это был тот случай, когда слова Макиавелли о том, что, вынося приговор, нужно руководствоваться человеколюбием, осмотрительностью и милосердием, полностью игнорировались как морально, так и юридически, потому что чекисты имели дело с лютым зверем в человеческом облике. На его счету висели сотни тысяч ни в чем не повинных мирных граждан, уничтоженных на Украине и в Польше.
Зорич помнил слова, сказанные генералом Савченко при инструктаже по Коху:
— Такую задачу нам поставил Центр и наш руководитель генерал Судоплатов. У Павла Анатольевича с исполнителя особый спрос. У него давно руки чешутся на этого мерзавца. Его позиция однозначна, — Палач Кох должен быть или пленен, или уничтожен. Позорно не наказание, а преступление. Осень приходит после весны и лета не потому, что ей так вздумалось, а потому, что там, где не было посеяно зерно, и не расцвели цветы, не дождешься урожая. Я надеюсь на урожай. Коху некуда деваться — ему остается только прятаться. По полученным данным после освобождения Ровно, он якобы сбежал в Восточную Пруссию, а затем переместился в Польшу…
Выполняя это сверхсекретное задание, Зорич постоянно отслеживал информацию о перемещениях кровавого палача Украины. Для этой цели чекисту пришлось одно время даже действовать от имени повстанца — офицера Ваффен СС 14-ой гренадерской дивизии «Галичина».
Кстати, присяга для личного состава дивизии была такая же, как и для других добровольческих объединений:
Идея действовать от имени украинских «эсэсманов» возникла в голове майора тогда, когда к нему в отряд стали часто наведываться битые и обманутые вояки этого фашистского карательного соединения.