Отрицаю тебя, Йотенгейм!

И хорошо. Мы вас выписываем под наблюдение невропатолога.

А вот это серьёзная победа. С такой записью в медкарточке на всю столицу в тюрьмах единицы. Это значит, что общак мне противопоказан, и путь на больницу открыт всегда. Шагая из кабинета врачей по светлому коридору к своей камере, я чувствовал, что тропа пошла вниз. Принято считать, что героизм альпинисты проявляют на восхождении. Мне всегда казалось, что настоящий героизм — это подъем груза на перевал в период акклиматизации. Когда, например, рюкзак весит шестьдесят килограммов, и ты его тягаешь на себе под небеса, борясь со слабостью, тошнотой, головной болью, усталостью и отвращением к горам, когда каждя секунда тяжела, а десять часов черепашьего шага вверх становятся длинными до изнеможения. Потом вдруг выясняется, что ты на перевале, дальше только вниз, после чего все твоё существо ни за какие блага не согласно сделать ни шага наверх, но отсутствие такой необходимости даёт благодетельное осознание факта: как хорошо, что дальше будет не так тяжело, хотя и не легко. И солнечный мир гор начинает радовать, как только что прошедшая зубная боль. На больничке Матросской Тишины о солнечном мире можно было лишь вспоминать, но ощущение перевала было явственно. На сборку позвали ночью, уходил я спокойно, без сожалений, сказав всем, что скоро вернусь, и в шутку добавил: койку оставьте за мной.

Никогда не догадаешься, что в тюрьме случайно, что нет. Скорее, закономерно все, и если не информацию, то совокупность твоих реакций на ситуации, на сказанное слово, на жест, на взгляд, на потенциальные и фактические угрозы специалисты изучат со всей внимательностью; не думай, что ты забыт и заброшен в средневековых казематах, хрена лысого — на тебя, как на насекомое, смотрят в увеличительное стекло. И ещё: здесь не жалеют. Я желаю тебе, русский арестант, держаться и быть достойным испытания, выпавшего тебе.

На сборке в уголочке скромно сидит Вова. Встреча и удивляет, и нет. Володя не сильно рад: он знает, что случайность маловероятна и, видимо, судит по себе: а вдруг я призван работать с ним. Поэтому разговор эфемерен, Володе на суд, а тут я. К обоюдному удовольствию, звучит фамилия Павлов, и я ухожу на другую сборку, где все с больницы. Несколько человек после операции, у них известная картина: длинный вертикальный шрам через все брюхо, и ещё не сняты швы, которые ребята озабоченно разглядывают, раздевшись по пояс. Бодрый арестант радостно оповещает всех, что вылечился от сифилиса, и теперь его на общак не отправят, потому что он был на больнице. Ему никто не возражает: гонит. К тому же мысль об общаке занимает каждого. В автозэке народу не много, все молчат и курят, лишь негр шумно протестует, что его везут не туда. Становится понятно, что он из судовых. Теперь, по чьей-то ошибке или умыслу, долго сидеть ему до следующего суда. Негр хорошо говорит по-русски, но охранники и ухом не ведут.

На Бутырке все та же сборка, через которую проходят десятки, сотни тысяч, тысячи тысяч, миллионы арестантов. А сборка не меняется, такая же тусклая под тёмными сводами, пропитанная грязью и людскими страданиями, много повидавшая на своём веку. Здесь опять через неказистую деревянную дверь все по очереди в маленький, чуть менее тусклый врачебный кабинет, в котором врачей двое, среди них узнаю женщину, которая в своё время говорила «мы ещё посмотрим».

Как Вы себя чувствуете, Павлов? Лечение Вам помогло? Или нет? — спросила она, прочитав мою медкарту, и сразу отлегло: интонации говорили в мою пользу.

Да, немного помогло, но случилась маленькая неприятность: час назад пришлось выпрыгивать из машины. Результат видите.

Конвоиры были не в духе и металлической лесенкой для высадки из автозэка пренебрегли. Я указал им на это, и услышал в ответ: «Па-ашел!» Чтобы опередить гада, собравшегося вытолкнуть меня, я выпрыгнул на улицу. В принципе, повезло, так как был туго затянут в бандажный пояс, но все равно перекосило, и я валялся на укатанном снегу, с неприятным удивлением наблюдая, как прыгают на землю ребята с свежезашитыми животами.

Ясно, — сказала женщина и сделала в медкарте запись.

Среди присутствующих на сборке выделялся человек в отглаженном костюме и белой рубашке, явно с воли. Интересуюсь: «По какой статье заехал?» — «Разжигание национальной розни, — говорит дядька, — прямо с демонстрации забрали. Меня уже два раза предупреждали: если буду лезть в политику, посадят. Вот посадили». Забавно. Таких ещё не видел. — «И кто ж предупреждал?» — «Судья. Они дело завели…» — последовал бесконечный рассказ человека на гонках. Короче, з…. парень участкового своей политической активностью. Так что быть костюму не судьба.