Отрицатели науки. Как говорить с плоскоземельщиками, антиваксерами и конспирологами.

Убеждать и голосовать. Менять убеждения и ценности. Сообщать сведения, но при этом стараться расширять повестку дня. Это задача на данный момент. Проблема климатических изменений настолько обширна и настолько неотложна, что нам потребуются все руки и все силы. Помните доклад МГЭИК 2018 года, где сказано, что у нас осталось всего 12 коротких лет, чтобы предотвратить катастрофические последствия потепления? А более свежая установка, как сообщает BBC, формируется вокруг идеи о том, что «следующие 18 месяцев будут критическими в решении проблемы глобального потепления». Дело не только в том, что, согласно докладу 2018 года, «мировая эмиссия парниковых газов не должна расти после 2020 года, иначе нагрев атмосферы превысит 1,5 °C», но и в том, что, если к концу 2020 года у мирового сообщества не будет плана действий и политических лидеров, способных обеспечить его выполнение, мы, вероятно, не достигнем цели. По мнению основателя Потсдамского института изучения климатических изменений Ханса Йоахима Шелльнхубера, «климатическая арифметика груба и проста: за несколько ближайших лет мир не исцелится, но наше бездействие до 2020 года может обернуться непоправимой бедой». Если мы всерьез хотим вдвое сократить мировую эмиссию парниковых газов к 2030 году, то выжидать нельзя ни дня.

Плохие новости в том, что статья, которую я цитировал выше, опубликована в июле 2019 года и, значит, 18 месяцев уже истекли. Но хорошо, что с момента публикации статьи благодаря упомянутому ковидному спаду в эмиссии парниковых газов мы вышли на цели 2020 года. Что же дальше? Мы хотим, чтобы пандемия закончилась как можно скорее и перестала уносить жизни людей. Но это значит, что нам тут же придется переключить все внимание на растянувшийся во времени кризис глобального потепления, и поэтому хорошо бы приготовить план действий.

В одном я убежден: чтобы заниматься климатическими изменениями, будь то на уровне правительств или отдельных личностей, нам придется снова учиться говорить друг с другом. В этой книге я фокусируюсь на том, как важно личное живое общение в борьбе с наукоотрицанием. Дело в том, что кратчайший путь к доверию и уважению (и последующему воздействию на умы) лежит через личные отношения, потому что в формировании убеждений участвуют наши идентичность, ценности и эмоции. Разве это не верно и в отношении вещей, которые нас волнуют? Мы видели, что в случае с климатическими изменениями переубеждать отрицателей посредством личного разговора – не лучший способ спасения мира. Но если мы хотим заставить волноваться о происходящем как можно больше людей, стоит применить и этот метод. Если нужно повлиять на душу человека или его ценности, лучший способ – живое личное взаимодействие. Людям небезразличны те, кого они знают, места, где они побывали. Заставив их беспокоиться о пенсильванских шахтерах и мальдивских рыбаках, мы повысим шансы на успех. И мы не ошибемся, сказав, что менять убеждения человека – в каком-то смысле то же самое, что обновлять список вещей, которые ему небезразличны. Наверное, никаких идеальных стратегий и аргументов для этого не существует, но все же здравым подходом представляется диалог. Если мы не вылезем из окопов, проблема может лишь усугубиться.

Глава 6. ГМО: можно ли говорить о либеральном наукоотрицании?

Некоторые комментаторы считают, что наукоотрицание в принципе более свойственно людям правых убеждений. Примеры такой позиции найти нетрудно. Мы только что видели, как стараниями Республиканской партии тема климатических изменений была до того политизирована, что стала практически индикатором политической ориентации. Другой яркий пример – дарвиновская теория эволюции путем естественного отбора: мы видим не только четкое партийное деление в опросах, но и не особо скрываемую пропагандистскую кампанию консервативно ориентированных христиан-евангелистов, пытающихся рядить креационизм в одежды новой «научной» теории «разумного замысла», чтобы внедрить его в учебную программу американских государственных школ. Картина четкая: лишь 27 % республиканцев считают, что глобальное потепление несет серьезную угрозу, а среди демократов таких 84 %. По поводу Дарвина: лишь 43 % республиканцев (против 67 % у демократов) верят, что человек есть продукт длительной эволюции, и этот процент после последнего замера падает. Однако значит ли это, что мы не знаем примеров наукоотрицания, где политические границы размыты? Или даже где стороны меняются местами?