Отрицательный рейтинг

Понятно, вопрос был риторическим. И дедушка сам же на него ответил:

– Третий уровень, папа его помойная, подвергшаяся надругательствам шести вштыренных кобелей швабра. Придавил и заглотил. Как удав – бананом трижды трахнутых мартышек.

– Я не мартышка, – с достоинством возразил Санёк. – И меня он заколдовать не мог. У меня – вот! – он ткнул пальцем в ментальный сканер. – И тоже, кстати, третьего уровня.

– Да поровну, что там у тебя, – буркнул дедушка. – Видел он твой артефакт. И отлюбил его во всех позах. Вместе с тобой. И со мной, чтоб ему все африканские крокодилы…

Несмотря на, мягко говоря, невыигрышную ситуацию, Санёк не мог не восхититься. Дедушка ругался просто фантастически. Хоть записывай. Видимо, действительно переживал, потому что раньше за ним любви к подобным неформальным оборотам Санёк не замечал.

– Рот закрой и наверх поглядывай! – велел дедушка. – Мы с ним в одной фракции, но этой вылюбленной змеями гориллы поровну. Три против ста, что перевёртыш нас сожрёт, парень. Нет у нас против него шансов. Но не будь я (сложная словесная конструкция, описывающая межвидовое совокупление в тесном помещении) Владимир Головачёв, если хоть разок не врежу крепко по его курчавой проститутской башке! Контролируй верх, я сказал!

Санёк послушно запрокинул голову. Наверху переплетались колючие скрюченные ветки с редкими пучками зелени, возились белые пушистые зверушки с длинными хвостами. Вряд ли опасные. Но, возможно, съедобные…

– Это лемуры, – проворчал Головачёв. – Следи за ними. Гадский перевёртыш может брать их под контроль. И смотреть их глазами. Так что он нас видит.

Дедушка выругался ещё более витиевато, хотя казалось бы, куда уж.

Санёк же увидел палку. Сухую. Примерно метровой длины.

– Дай сюда! – потребовал Головачёв. Выковырял из песка мелкий острый осколок и одним ударом булыжника вогнал его в палку. Палка, не выдержав, разломилась пополам. Но, как оказалось, именно это дедушка и собирался сделать. И треснула палка не просто так, а образовав что-то вроде ужасно корявых деревянных ножей. Ловко!

– На! – Дедушка вручил деревяхи Саньку. – Перевёртыша, если достанешь, бей в глаза. В туловище бесполезно. У него регенерация бешеная. Что ты вообще можешь?

– В смысле?

– Что ты можешь, кроме как бегать и драться?

Санёк пожал плечами…

– Видеть проходы в другие зоны? – предположил он.

Дедушка скривился, будто червяка в яблоке надкусил.

– Не ты их видишь, а они тебя, – буркнул он. – Ты ж химера второго уровня!

Санёк пожал плечами:

– Я недавно второго уровня.

Голышом он чувствовал себя неуютно.

А вот дедушку обнажёнка напрягала не особо. И, надо отдать ему должное, мыслил он правильно. Сначала – оружие.

– Пространство держи! Уж это-то ты должен уметь, салабон!

Санёк перехватил палки, будто настоящие ножи, расфокусировал зрение…

Этого хватило. Чувства обострились. Картинка, звуки, запахи…

Дед метнул камень так быстро, что даже обострённым вниманием Санёк еле успел отследить бросок. А вот среагировать – нет. Не успел. Бы. Если бы камень летел в него.

Но досталось ни в чём не повинной обезьянособачке. Лемуру.

Шлепок попавшего в цель камня, а через пару секунд – шлепок упавшей на закаменевшую потрескавшуюся почву тушки.

Но за эти две секунды произошло немало.

Санёк уловил чей-то промельк в перепутанных колючих ветках. И этот кто-то был явно покрупнее лемура. Хотя прыгал не менее ловко, чем удирающие зверьки. И второй камень, который дедушка метнул уже в эту цель, всего лишь сломал пару веток.

Но сам бросок был хорош. Аж воздух загудел.

Впрочем, на попадание Головачёв, похоже, и не рассчитывал. Высказался многоуровнево в том смысле, что противоестественно порождённым индивидам нехорошо подглядывать за людьми, и, подобрав небольшой, но острый камешек, направился к сбитой зверушке.

Блин! Санёк видел, как дикари с золотоносной реки свежевали добычу кремнёвыми ножами. Дедушка со своим каменным огрызком продемонстрировал превосходство современного человека над первобытным. Вскрыл добыче горло, слил кровь и ободрал тушку в считаные минуты. А ещё через пятнадцать минут на земле лежало четыре куска шкуры, продырявленных в нужных местах и оснащённых ремешками – шнурками.

– Делай, как я! – велел дедушка. Поставил ногу на лоскут пушистой шкурки, и – опа! Первобытная обувка готова.

– Не спи! – прикрикнул он на Санька. – Засохнет – пропадёт!

Санёк поспешно «обулся». Выглядело не особо эстетично, хотя внутри ничего так. Мягко.

– Мездру потом обдерёшь, – сказал Головачёв. – Сейчас некогда.

Порылся во внутренностях ободранной тушки, вырвал печёнку, надрезал, разорвал на две части. Половину протянул Саньку.

– Я не голоден! – поспешно отказался тот.

– Жри, дурак! – рявкнул дедушка. – Это стимулятор адаптации!

Удивил.

Вкус у печёнки был омерзительный. Санёк, давясь, заглотил свой кусок, прислушался к организму… И не ощутил никаких изменений.

– За мной! – скомандовал дедушка и лихо припустил по иссушенной почве, ловко маневрируя между колючей флорой.

– Это мы куда? – поинтересовался Санёк, догнав Головачёва.

– Вода, – снизошёл до ответа дедушка. – У нас пара часов, чтобы её найти.