Пока я эмансипирован лишь частично, а несколько лет проводить на нелегальном положении или затевать сложные, дорогостоящие и де-факто безнадёжные судебные процессы из-за границы как-то не тянет.
Да и неприятности опекуну такой побег может доставить ни разу не шуточные. Несмотря на отсутствие судебных постановлений. Предписание! С-суки…
Маетно, тошно и зло, а время… ах да, ходики. Сверился с карманными, запустил часы в гостиной, да и сдвинул мебель обратно. Скоро Надя из гимназии придёт, Санька из Училища вернётся. Так-то он на месте обедает, но сейчас вроде как из солидарности и желания поддержать меня, приходит на обед домой.
На обед собрались все домашние и ещё чуть-чуть сверху. Иосиф Филиппович, огрузнув устало на стуле, медленно ел, роняя слова.
— Добиваемся суда, — ложка отправляется в рот, обрамлённый седыми усами, несколько жевательных движений… — гласного и открытого.
— Главное сейчас, — пояснил дядя Гиляй супруге с дочкой, — перевести дело из русла внесудебного в законодательное. Гласный открытый суд — то, что нам сейчас нужно. Выбить все эти подпорочки постановлений, сорвать оковы безсудных предписаний!
— Все шансы, — закивал адвокат, поймав вопросительный взгляд Марии Ивановны. Он пожевал губами и добавил с некоторым сомнением:
— Не могу ручаться, но по всему выходит, што дело готовил покойный Трепов, — он закрестился при упоминании покойника, а Надя, напротив, поджала гневно губы, сцепив демонстративно перед собой кисти рук. Ну, мать ей потом выскажет…
Санька перекрестился с видом человека, узревшего своими глазами Божественное правосудие.
— Сам, или в его канцелярии, — Иосиф Филиппович еле заметно пожал плечами, и одними глазами показав Марии Ивановне на стоящую посреди стола супницу, и та, за неимением удалённой из гостиной Татьяны, поухаживала за ним, долив пару половничков, — сказать уверенно не могу, да по сути и неважно. Заторопились, или из-за отсутствия должного контроля допустили ошибки на каких-то этапах, не суть.
— На таран их брать, — бухнул тяжко задумавшийся опекун, зажав по-мужицки ложку в кулаке, — пока не спохватились. Суды, общественность, да даже…
Он подёргал себя за ус.
… — даже и полиция, — прозвучало без особой уверенности, — Новая метла, так сказать… да и неофициально могут… да-с, могут, потому как не все…
Опекун задумался, и на широкое лицо его выползла улыбка хулиганистого мальчишки, задумавшего какую-то нешутошную пакость.
— Я, наверное, не вернусь ночевать, — тихонечко предупредил он супругу и домашних, сызнова одеваясь на выход после обеда, — надо будет подёргать за кое-какие ниточки.
Чмокнув Марию Ивановну в уголок губ, опекун выскочил за дверь, догоняя адвоката.
— Ма-ам, — напомнила о себе Наденька, — девочки к вечеру ближе на чай придут, ты не против?
— Да помню, помню, — отмахнулась та, — Бога ради! Позавчера ещё предупреждала.
— Ну… — засмущалась девочка, — мало ли, вдруг изменилось што?
… и глазами в мою сторону с видом заговорщицы.
— Общественность будем поднимать, — как только мать удалилась, горячечно объявила Надя, схватив меня за руку, — ты знаешь, какие девочки у нас есть замечательные?!
Закивал ей с видом самым серьёзным и благодарным, хотя какая там общественность из гимназисток? Так… почувствовать себя причастными к чему-то…
… и так стало вдруг стыдно этой своей снисходительной взрослости! Девчонки, да. Могут немногое, но ведь пытаются же! Пусть пока скорее моральная поддержка, пусть… зато вырастут, по крайней мере, людьми не равнодушными.
— Ох, Надя, — обнял я её порывисто, — как же мне с вами повезло!
— Скажешь тоже, — заалела она, оттолкнув меня слегка.
— И неча обниматься, — неожиданно выговорил мне Санька, пока Надя скрылась на кухне, отдавать горнишной распоряжения перед приходом подруг, — с Фиркой вон…
… и как ухи заполыхали! Как засмущался!
— Ну а если и да!? — с тихим вызовом сказал Чиж, косясь на дверь кухни, — Сейчас нет, а вот потом…
Он окончательно засмущался, и я хлопнул его по плечу.
— Хороший выбор, брат!
«— Однако! — думалось мне, — Однако!»
И никаких больше слов и мыслей, только это словечко, да вся непростая ситуация с Санькой. Как-то оно всё сразу пошло, кувырком.
— Туки тук! — постучалась Надя в нашу комнату, — Можно?
— Заходи! — отозвался я, поворачиваясь на стуле. Усевшись на стуле рядышком, она поправила подол платья и начала рассказывать, какие у них в классе замечательные девочки, и как они все… как одна…
Санька подвернув одну ногу под себя, сидел на кровати, делая наброски в альбоме. Всё как всегда, только теперь это видится совершенно в ином свете.
Выговорившись, Надя поделилась проблемой:
— Творческий кризис, не идут рассказы о Сэре Хвост Трубой, — и опечаленный вздох.
— Бывает, — покивал я с видом умудрённого старца, — сделай перерыв.
— Может быть, и сделаю, — неуверенно пожала плечом девочка, явно не воодушевлённая предложением.
— Или смени жанр, — поменял я предложение.
— Ну…
— Героя. Вбоквелл сделай.
— А это как? — заинтересовалась она.