Детство

Василий Панфилов Россия, которую мы… Детство

Пролог

ОРТ

— Трагедией закончился несанкционированный митинг в Москве! Одному из участников стало плохо, но перекрытые протестующими улицы не дали медикам возможность оказать своевременную помощь.

— В настоящее время следствие собирает видеозаписи несанкционированного митинга, на которых мог оказаться погибший. Причина смерти не уточняется, но по предварительным данным, смерть наступила в результате остановки сердца.

— Нам удалось увидеть часть видеозаписей, на которых запечатлён погибший. Несколько неадекватное поведение молодого человека оставляет подозрения в приёме наркотических средств.

До///дь

Митинг в Москве завершился трагедией. Один из активистов левого движения пострадал в результате необоснованно агрессивных действий со стороны полиции. Из-за перекрытых властями улиц медики не подоспели вовремя, и молодой человек скончался.

— Про-правительственные СМИ успели обвинить погибшего в употреблении наркотиков, не дожидаясь результатов следствия.

— Вызывает подозрение спешное изъятие видеозаписей произошедшего. По свидетельству очевидцев, пожелавших остаться неизвестными, погибший умер не от остановки сердца, а в результате черепно-мозговой травмы.

— Есть вопросы и к властям, предупреждённых о проведении митинга за несколько недель. Почему отсутствовали медики, которые должны дежурить на подобных мероприятиях? Почему…

Глава 1

Громыхая боталом[1], Беляна уронила лепёшку и медленно вышла из протяжно скрипнувших ворот, присоединившись к деревенскому стаду.

— На-кось! — Поджав тонкие губы, тётка нелюбезно сунула в руки худой узелок с краюхой хлеба — Ступай! Квасу не жди. Чай, воды в реке много, хучь обхлебайся!

Лёгкий толчок в спину, и я выхожу вслед за коровой, работать за подпаска при старом пастухе Агафоне.

— Дармоед, — Слышу краем уха, одновременно со стуком закрывшихся ворот.

Ещё темно, но деревенское стадо идёт через село, роняя на дорогу дымящиеся лепёшки. Коровы негромко мычат, приветствуя подружек. Подгонят их не надо, они и сами спешат на пастбище. Напарник-подпасок, Санька Чиж, зряшно щёлкает кнутом, важничая.

Подумаешь! Я, может, тоже научусь! Вон, дед Агафон слепней с коровьих спин кнутом сбивать может, шкуры не коснувшись. Так что впустую Чиж хвастает, было бы ещё чем!

— Зябко, — Роняет Санька, приблизившись. Длинное кнутовище свисает с плеча, волочась по земле. Серые глаза смотрят сонно из-под большого изломанного картуза, сдвинутого на затылок.

— И то, — Соглашаюсь с ним, но обхожу лепёшки, на что Санька косится, но помалкивает. Он, как и я, полусирота, только бабка и осталась. Бедуют, но всё равно — завидую иногда, чего уж! Любит бабка кровиночку, а меня…

Кормят, поят, но и лишнего не дадут, свои детки роднее. Даже лаптей грошовых жалеют, хотя в конце сентября по утрам здорово подмораживает.

Ступать босыми ногами по пыльной просёлочной дороге ещё ничего, а как выйдешь на подмёрзшую инеистую траву, так совсем зябко. Тёплые коровьи лепёшки позволят хоть ненадолго согреть ноги. А я обхожу вот.

Чиж косится на такую брезгливость, но привык уже. После болести я здорово поменялся. Шутка ли, даже имя своё забыл! Ну так соборовать[2] успели, никто уж не надеялся. Хотя и не нужен я никому, чтоб надеяться. Ничо, оклемался… жив зато. Хожу на своих двоих, по хозяйству уже помогаю.

Тётка, правда, ругается дармоедом, но кормит всё-таки, хотя и паршиво. Летом ещё ничего — миска каши с утра, кус хлеба с квасом или обратом[3] к обеду, да жиденькая похлёбка с парочкой варёных картофелин к ужину. Да и то не каждый день, сегодня вон даже обрат пожалела.