Отрочество 2

Поутру, собирая лагерь и запрягая лошадей в фургоны, все отчаянно зевали. Позади несколько дней тяжёлого пути, с постоянной опаской на патрули британцев и союзных им туземцев, и мы изрядно вымотались.

В караване можно было хотя бы отдыхать в фургоне посменно, а тут шиш! Пока одни правят, другие верхами по окрестностям челночат. К вечеру только спа-ать… А надо ещё и лагерь ставить, лошадей обихаживать. Такое себе ой, што никому не пожелаю!

Последняя ночка не задалась, отчаянно мешали гиены, устроившие похохотать всему вельду окрест. Бог весть, кто там сдох такой большой и вкусный, и што вообще случилось, но вроде как несколько стай гиен што-то шумно делили. Как водится, всем не хватило, и обиженные решили наведаться к нашему лагерю.

Встали мы вполне грамотно, на поляне промеж колючих кустарников, через которые не полезет и носорог. Вход загородили нарубленными колючками и для верности – фургонами. А всё равно!

Как начали хохотать, подвывать да подтявкивать! Лошади волнуются, фырчат, с ноги на ногу переступают… ну как тут заснёшь?! Да и в головах вертится, а всё ли верно сделали? Мы всё ж таки не буры, приученные к подобной гадоте с малолетства.

Не выдержали, начали стрелять через колючки по светящимся глазам. Вроде как и попали несколько раз, ежели по визгу заполошному судить. Убрались эти твари под самое утро, так што и спали мы часика по два-три от силы.

– Я ещё кофе поставлю, – зевая отчаянно, сказал Санька, выплёскивая кофейную гущу в костёр.

– Угум, – отозвался я, снимая сковороду с ветчиной и поджаренным сыром с огня, – садитесь жрать, пожалуйста!

Близнецы, оглядываясь и принюхиваясь, закончили обихаживать лошадей и подошли к костру.

– Последний переход остался, а там и Мафекинг, – озвучил очевидное Товия, присаживаясь на раскладной полотняный стульчик и забирая из Санькиных рук кофе.

На раскладном столике тарелки, сервированные по всем правилам походного этикета. Мне, в общем, нет особой разницы, есть из сковородки со всеми, или вот – всё вкусно! Но што-то внутри говорит, што если имеется возможности, то – надо… как надо.

Выехали с небольшим запозданием, и через пару часов свернули к воде – напоить лошадей как следует, да пополнить запасы воды. Пусть вечером прибудем в Мафекинг, пусть! А вдруг?

– Драгуны, – опустив бинокль, сказал Товия с тревогой, – их разъезд! С десяток, не меньше!

– Ага… воротите фургоны надписями к ним, – нахмурился я, и оставив оружие, вскочил на коня.

– Пресса, – внушительно говорю рыжеусому драгунскому сержанту, показывая бумаги. Рослый мужчина лет под сорок, выдубленный многолетним пребыванием под жарким солнцем Юга, он держится полновластным хозяином не только ситуации, но и всей нашей судьбы.

– Разберёмся, – отмахивается тот не глядя, и тесня грудью своего мощного мерина мою невысокую кобылу. От обоих густо пахло застарелым потом и… пожалуй, от сержанта поядрёней.

Подчиняясь непреодолимой силе, вернулся назад под нескрываемым конвоем двух англичан, держащимся чуть поодаль. Явно из недавних горожан, и лица хоть и загорелые, но вот ей-ей – недавно ещё облазили лоскутами!

«– А выучка дрянь! – вылезло почему-то в голову, – недавнее пополнение!»

Остро пожалелось, што в вельде я оставил городскую привычку таскать с собой дерринджер, за полной на то ненадобностью. Казалось бы, што он против того же льва или леопарда?! А сейчас мог бы…

Опомнившись, встряхиваю башкой – какой там дерринджер против четырнадцати улан! Да и прямой бой… их втрое больше, да выскочили из лощинки метрах в двухстах. А у нас, как назло – ну ни единого укрытия рядышком! И кони не для боя, а для вельда.

«– Тьфу ты… лезут же такие глупости!»

Но…

… пару минут спустя я не был в этом так уверен. Связав близнецам и Саньке руки за спиной, и держа меня на прицеле, драгуны по-хозяйски рылись в нашем имуществе. Так рылись, што…

– Сержант! – юношеский ломающий басок, и молоденький драгун, едва ли достигший семнадцати лет, выскакивает из повозки, – Медикаменты! Много!

В голосе – счастье и какое-то нехорошее предвкушение.

– Та-ак… – сержант усмехнулся и нырнул в фургон, – действительно много.

– Пособник буров, – равнодушно констатировал он, и мне тут же заломали руки, связав их за спиной.

Замолчав, он уставился на надписи «Пресса» на полотняных боках наших фургонов.

– Дженкин!

– Да, сержант! – с характерной фамильярностью старослужащего отреагировал один из солдат, с характерным акцентом кокни.

– У тебя остались те кафрские сувениры?

– Так точно! Но здесь живут другие племена, а это…

– Да всем насрать! – перебил его сержант, – Кафры напали на фургоны в поисках поживы. Мы подоспели слишком поздно, и… да никто, собственно, не будет расследовать.

Он закурил, а подчинённые принялись сноровисто освобождать фургоны, негромко обсуждая, што именно они «спасут от кафров», а што сгорит в огне.

– Сержант! – в худшее никак не хотелось верить, и всё казалось, што вот сейчас он, наигравшись на нервах и докурив, отменит приказ… – Сержант! Я представитель прессы! Некомбатант!