Отрочество

— Напротив, — быстро сказала Елена Серафимовна. — Мы им очень довольны. Поэтому-то я и пришла. У меня к вам дело…

— Дело? — чуть слышно спросила Яковлева.

— Да, — ответила Елена Серафимовна. — И я решила зайти к вам запросто. Ведь мы соседи… Я не помешала вам?

— Что вы, что вы! — радостно ответил Яковлев-старший. — Он столько о вас рассказывал… Я, знаете ли, под его влиянием сам немного увлекся археологией.

— Ах, так?.. Ну, это мне очень на руку, — смеясь, ответила Елена Серафимовна. — Об этом я и пришла с вами поговорить… И… и, собственно, даже не столько с вами, сколько, признаюсь, с вашей супругой… — Она пристально и вместе бегло взглянула на Яковлеву. — Ваш сын превосходно учится у нас в кружке. Я обещала ему в награду за хорошую успеваемость испросить у вас для него разрешение поехать нынешним летом не в пионерский лагерь, а с нами в археологическую экспедицию…

Елена Серафимовна посмотрела на Даню. Его глаза сияли, рот был полуоткрыт, как будто он не вполне верил, что все это происходит на самом деле.

— Мы иногда берем с собой ребят, — продолжала Елена Серафимовна. — В качестве вспомогательного состава, конечно. Это даст, уверяю вас, со временем хорошие результаты. Такая поездка их развивает, расширяет их кругозор. Иной раз она может определить их будущую профессию… Правда, Даня у нас самый младший. Но он занимается не хуже других, даже лучше многих, и я обещала…

Она перевела дыхание.

Отец внимательно посмотрел на мать.

— Что же вам ответить? — сказал он серьезно Елене Серафимовне. — Вы учитель… Если вы находите, что это будет ему полезно, мы, конечно, даем согласие. Правда, мать?

Яковлева торжественно и молча кивнула.

— Ну, вот видите, Даня, — сказала Елена Серафимовна. — Вы, оказывается, волновались зря. Все так просто…

Даня низко опустил голову. От растерянности, счастья и неожиданности он покраснел как рак.

Еще сегодня, еще десять — нет, двадцать минут назад ему казалось, что все для него потеряно. Он шел домой, ничего не видя, не слыша, не замечая. Войдя в парадную своего дома, он долго-долго стоял на нижней площадке лестницы, стараясь понять то страшное, что случилось с ним. Он прогульщик! Как он завтра явится в школу, как он сейчас войдет домой? И вдруг, как будто бы для того, чтобы сказать: «Нет, ты можешь начать все сначала», пришла к нему Елена Серафимовна. Она была тут. Он видел, слышал ее!

— Вот что значит, оказывается, настоящий учитель! — тихо сказал отец, как будто бы отвечая Даниным мыслям. — Ему ни времени не жаль, ни сердца… — И вдруг, оживившись, другим голосом добавил: — Я, видите ли, и сам преподаю немного, но…

— Папа!..

— Что с вами, Даня? — спросила Елена Серафимовна.

— Слова сказать нельзя, — вздохнула Яковлева у столика с электрической плиткой.

Отец посмотрел на сына и лукаво прищурился.

— А как же! Твой батька тоже преподает. По субботам. Очистил себе уголок в цеху. В канцелярии, знаете, неудобно. Я лекальщик, видите ли. Наша работа такая — требует верстачков…

И он снова задумался, протянув вперед опрокинутую вверх ладонью руку со сжатыми пальцами.

— Расскажите, прошу вас, — с искренним интересом попросила Елена Серафимовна.

Яковлев улыбнулся.

— Работа, знаете, у нас точнейшая: лекало, — повторил он и разжал пальцы. — Плохой лекальщик будет даже и не лекальщик. Части хрупкие, вроде бы часовых колесиков. Тут требуется терпение, терпение и опять терпение. Да и навык, кроме того. И вот вам одной скажу: бьюсь с ребятами, а передать мастерство свое не могу. Здесь лежит, — он ударил себя ладонью в грудь, — а отдать не умею. И знаете, ведь не только умом понимаю, что надо отдать. Как же так, дескать, без новых лекальщиков? Специальность необходимая, это и всякий понимает. Нет, руками, телом, кожей хочу отдать, а не могу. И мучаюсь. И сам становлюсь сварливым. Ну, а сварливость мне эта, знаете, не по характеру.

Елена Серафимовна понимающе кивнула головой.

Ободренный ее кивком, отец продолжал с новым жаром:

— Хорошо, а как же тут быть? Легко отдать… ну, пиджак, ну, куртку, часы… — Он обворожительно рассмеялся. — А разум, навык как передашь? Что ни говори, а опыт каждому надо купить своими ошибками. Не отдашь по наследству, как старый пиджак. Вот и выходит, что учить человека — задача труднейшая: бери, мол, все, что я накопил, совсем бери и забудь, что оно мое… Как свое бери! Вот оно дело-то какое!

Елена Серафимовна переводила глаза с отца на Даню и опять на отца. Лицо у нее было серьезное.

— Да, да, — сказала она наконец, обратившись к Яковлеву-отцу, — у вас настоящие, глубоко педагогические мысли.

Он ответил ей растроганным и благодарным взглядом.

Его трогали ее скромность и сердечность. Голубые, выгоревшие от возраста, впаянные в морщинки глаза глядели умно и спокойно. В них было доброе любопытство. Такой простой, такой приветливой и доступной оказалась наука, пришедшая в гости к его тринадцатилетнему сыну.