Отрок. Бешеный Лис (Часть 3-4)

— У тебя, кроме топора, хоть какое-то оружие есть? — Поинтересовался Мишка.

— А как же? На виду не держим, но пользоваться умеем. У кого засапожник, у кого кистенек, у кого и копьецо имеется. Кто во что горазд! Бурей, так тот и вообще, лучник отменный, а лук у него — я только одного знаю, кто его натянуть мог, и то с трудом. Андрюха Немой, пока у него обе руки были целыми.

— Тогда, хочешь, совет дам?

— А что? Давай, лишним не будет.

Впереди вдруг раздались какие-то крики, шум, сани стали останавливаться. Раздался разъяренный рык Луки:

— Чего встали? Проезжай! Проезжай!

Обоз снова тронулся и вскоре Мишка увидел место происшествия. У самых кустов, головами к лесу, на снегу лежали два тела — парня и девушки. У каждого их спины торчала стрела.

— Сбежать хотели, совсем Лука озверел: не знает как с Корнеем рассчитываться будет. — Прокомментировал Илья.

— За что рассчитываться? — удивился Мишка.

— А! Я же вам не рассказал! Помнишь утром Лука народ в стане успокаивал?

— Да, двоих подстрелил…

— Не подстрелили — наповал уложил, насмерть. А они, оказывается, Корнею какой-то дальней родней приходятся, через невестку — Татьяну. Теперь Луке придется виру Корнею платить. Вот и выходит, что я, все-таки, прав!

— В чем прав?

— А в том! Если родня, то веди их отдельно и сам охраняй. Ан нет: сотник может велеть ратникам и своих вести, хотя тем с этого ни прибытку, не удовольствия. А то, еще и неприятность, вот такая, выйти может. Но — сотник! Что хочу, то и ворочу. Афоня, вожжи одной рукой удержишь? Да, чего тут держать-то, шагом едем. На!

Сунув Афоне в руку вожжи, Илья соскочил с саней и, увязая в снегу, полез к убитым беглецам. Откуда-то сзади тут же раздался крик:

— Сой! Куда? Стрелять буду!

— Да свой я, свой! Ослеп что ли?

Вернулся Илья нескоро, запыхавшийся, красный, потный, нагруженный поклажей так, что напоминал скарабея, толкающего перед собой навозный шар. Два окровавленных на спине полушубка, два заплечных мешка, беличья шапка, что-то еще. В кулаке зажаты две стрелы с окровавленными наконечниками. Вывалив добычу в задок саней, он плюхнулся на свое место и долго не мог отдышаться.

«Мародер, блин. И стрелы не забыл прихватить. Наверно, чтобы от Луки откупиться, за то, что его покойников обобрал. Хорошая стрела недешевая штука. Заготовки надо больше года особым образом обрабатывать и выдерживать, подвешенными за определенный конец, наконечник стальной, перья, костяное кольцо на хвостовик…»

— Молодые совсем, наверно, жених и невеста, боялись, что разлучат. — Заговорил, отдышавшись Илья. — Надо было мешки не в руках нести, а за спину повесить, может, стрела и увязла бы… хотя от Луки так не спасешься. Чего носы воротите? Ладно — Михайла, а ты-то, Афоня, что с убитых добычу не брал никогда?

— Брал…

— Ну и я… только добыча у нас с тобой разная. Ты — доспех, оружие, коня, одежду дорогую, если не сильно измарана. Однако ж и пальцы рубить приходилось, ради перстней. Что, не так?

— Так!

— Ну а мы — попроще. Вот одежонка теплая для детишек, значит, овечек резать не придется, и они нам ягняток принесут.

Разговор не завязывался. Илья поерзал, покосился на мешки, но потрошить их при пассажирах, видимо, постеснялся.

«Мерзко. Все понимаю: семью содержать надо, здоровьем Бог обидел, судьба предопределена и из колеи не вывернешься, но… мерзко. И мужик-то, Илья, вроде бы неплохой, не дурак и дело свое знает, но… на определенное место в иерархической структуре впаян намертво и вариантов, что-то принципиально изменить, не имеет. Может, от того и пьет? Сколько рукастых и неглупых мужиков вот так спились от безысходности и бесперспективности за тысячу с лишним лет существования Руси? Все войны, вместе взятые, наверно, таких потерь нам не нанесли.