Мишка, чувствуя, как вспотела внутри латной рукавицы ладонь, перехватил копье поудобнее и, стараясь не глядеть в лицо раненому, ударил лежащего на спине журавлевца в горло. На предсмертные судороги можно было не смотреть, но хрип лез в уши и показался Мишке страшно долгим, заставив бороться с приступом тошноты. Слишком разные вещи – убивать в бою или вот так.
– В глаз надо было, – наставительно пробурчал Егор. – И ему отойти легче, и одежду кровью не замараешь. Чего позеленел-то? Тошно? Ну, отъезжай в сторонку, да опростайся, только не на виду. Эй, парень! Тебя как звать-то? Фаддей? Гляди-ка, тезка Чумы! Бери копье, отрок Фаддей, да вон того добей, вишь, как мучается, помоги отойти с миром.
Фаддей вопросительно глянул на Мишку, тот лишь кивнул, подтверждая приказ десятника, потом отвернулся. Егор был прав – тяжелораненые все равно умрут и избавить их от лишних мучений, казалось бы, благое дело, но заставлять мальчишек…
Передавая друг другу окровавленное копье, отроки по очереди прекращали мучения тяжелораненых журавлевцев. Кто-то бледнел, кто-то закусывал губу, кто-то не мог попасть в убойное место с первого раза, но не отказался никто.
Один из журавлевцев с залитым кровью лицом, до того, видимо, лежавший без сознания, откатился в сторону от нацеленного на него копья, затравленно огляделся и, поняв, что деваться некуда, торопливо осенил себя крестным знамением.
– Отставить!!! Отрок Феоктист, отставить!
Феоктист растерянно оглянулся на Мишку, потом на Егора, снова глянул на Мишку и застыл с копьем в поднятой руке. Мишка осадил коня прямо над раненым и спросил:
– Ты христианин? Православный?
– Д-д… – раненый отхаркнулся кровью прямо себе на грудь и прохрипел, – да, вевую… в Осса и Сыа и… – не договорил и снова закашлялся.
Мишка соскочил на землю, не глядя, взмахом руки подозвал на помощь кого-то из отроков, помог раненому сесть и сунул ему в рот горлышко баклажки с водой. Дождавшись, когда тот напьется, снова спросил:
– Христианин? Тебя куда ранило?
– По гоове… и яых…
– Язык прикусил?
Раненый кивнул и начал заваливаться на бок, видать, попало ему крепко. Мишка поднял голову и нашел глазами Егора.
– Дядька Егор! Тут еще христиане могут быть. Отпустить бы, они и так в утеснении от язычников.
Егор спорить не стал, лишь пожал плечами и указал все еще ожидающему Феоктисту на следующего раненого.
– Возьми кого-нибудь в помощь, – приказал Мишка спешившемуся рядом Иоанну, – оттащите этого в сторонку, а я еще христиан поищу.
Подъехав к загону, Мишка оглядел сидящих на земле пленных и выкрикнул:
– Христиане есть?!
Несколько лиц повернулось к нему, но большинство пленных остались неподвижными, не отозвался никто. Мишка обнажил голову, осенил себя крестным знамением и повторил вопрос, изменив формулировку:
– Я – боярич Михаил! Именем Господа Бога нашего вопрошаю: православные, отзовитесь!
Двое пленных, сидевших рядышком, переглянулись, потом поднялись на ноги.
– Мы православные!
– Пойдете со мной, надо среди раненых братьев во Христе поискать!
– Нету там! – отозвался один из пленных. – Был один, да убили, а больше нету.
– Господь милостив, жив он, – возразил Мишка – только ранен. Пошли, поможете ему.
Раненый, которого отроки оттащили в сторону от остальных, был в сознании, но плох.
– Эх, котомки-то за оврагом остались! – посетовал один из пленных. – У меня там травы лечебные – жена в дорогу дала.