За что разведчики решили наказать пострадавшего, Мишка так и не понял, но им с крыши было виднее. Дорофей при звуке выстрела остановился и испуганно втянул голову в плечи, но поняв, что стреляли не в него, обернулся и снова заорал:
– Не дергайтесь, дурни!!! Потерпите, сейчас разберемся!!! Михайла… господин сотник, ты бы хоть объяснил, в чем дело, а то сразу стрелять… Чего случилось-то?
– А чего ты меня спрашиваешь? Ты вот у него спроси.
Мишка кивнул на корявого крикуна, который так еще и не поднялся с четверенек.
– Э-э, да это Семка-Клещ! С него и раньше-то спросу путного не было, – Дорофей пренебрежительно махнул рукой, – а сейчас и вообще… сам видишь.
– Кондратий ногу сломал, Парфен убит… – Мишка напрягал голос, чтобы слышно было всем, – ну, и с кем теперь разговаривать?
– А давай со мной! – Дорофей приосанился и расправил усы. – Я на погосте хозяин не из последних… не боярин, конечно, но и… в общем, прислушиваются ко мне, даже и Федор Алексеич, бывает.
– Ну, что ж, на бесптичье и жопа соловей.
Кто-то из отроков хихикнул, и Мишка с трудом удержался, чтобы зло не глянуть в его сторону. Дорофей не обиделся, даже слегка улыбнулся и кивнул.
– Так что ж случилось-то, Мих… господин сотник? Меж своими-то…
– Младший урядник Никита! – гаркнул Мишка. – Доложить о происшествии!
– Воровство, господин сотник! – Никита, видимо машинально, утерся и замолк, удивленно глядя на вымазанную кровью ладонь.
Марк не стал дожидаться продолжения доклада, а дернув за волосы, опрокинул Клеща на спину и выдернул из-под его кольчуги сверток какой-то яркой ткани.
– Вот! – отрок поднял ткань над головой. – Украл, а когда Никита его остановить хотел, кровь ему пустил!
– Вот скотина! – с чувством прокомментировал Дорофей. – Ну, мы тебя поучим, пожалеешь, что на белый свет родился…
– Нет! – перебил Дорофея Мишка. – Он кровь моего человека пролил! Требую выдать мне его головой![76]
По толпе погостных ратников пошло недовольное бурчание, понятно было, что отлупить Семку-Клеща за воровство были бы рады все, возможно, многие готовы были отдать его и на казнь, но не мальчишкам же! Дорофей несколько секунд прислушивался к общему говору, а потом сплюнул и махнул рукой.
– А! Забирай! Дерьмо свинячье, вечно через него какое-нибудь паскудство случается. Не жалко, забирай.
– А ты кто такой, чтобы решать? – тут же отозвались из толпы.
Дорофей сразу не нашелся, что ответить, и Мишка пришел ему на помощь, негромко подсказав:
– Утром воевода придет и спросит…
Реакция Дорофея была мгновенной:
– А вы подумайте, честные мужи! Утром воевода Корней придет, узнает, что мы укрываем вора, пролившего кровь его человека, и что тогда будет? Сколько мы еще из-за этого поганца дерьмо хлебать должны?
Снова, вместо ответа, неразборчивый говор, и снова Мишка негромко подсказал Дорофею:
– Спроси: кто против выдачи?
– Ну, кто против того, чтобы Клеща головой выдать? – снова заорал Дорофей. – Подай-ка голос!
– Да все против! – тут же отозвался кто-то из заднего ряда. – Где это видано, чтобы…
Защитную речь прервал звук оплеухи и комментарий:
– Поговори у меня еще за всех, угребище!
– Нету против! – объявил Дорофей. – Все согласны!
Снова неразборчивый говор, но сквозь него прорвались отдельные голоса:
– А и правильно!
– Ну! Сколько еще терпеть эту паскуду?
– Верно! Вот, к примеру, в прошлом году…
Продолжения дискуссии Мишка ждать не стал:
– Урядник Степан!
– Здесь, господин сотник!
– В кнуты его! – Мишка указал на Семку-Клеща. – Не жалеть!
Может быть, на Княжьем погосте и слышали о том, как ратнинцы умеют управляться с кнутами, может быть, даже знали о вплетенных в кончики кнутов железных жалах, но в деле, скорее всего, этого оружия не видали. Когда от корчащегося на земле и по-свинячьи визжащего Семки-Клеща в погостных ратников полетели, вперемешку с кровавыми брызгами, обломки кольчужных колец, мужики дружно перекосились рожами и попятились.
Долго Клещу мучиться не довелось – пять жал, попеременно бьющих в него со скоростью пистолетной пули, быстро сделали свое дело. Визг перешел в хрип, тело несколько раз дернулось и замерло, не реагируя на удары.
Слово «хватит» произнес почему-то, не Степан, а его подчиненный – младший урядник второго десятка Федор. Сам же Степан, глядя на Мишку совершенно дурными глазами, невпопад пробормотал заплетающимся языком:
– Рад стараться, господин сотник.