Отрок московский

– Схватили его здешние… – убитым голосом отвечал ордынец. – В убийстве обвинили. В порубе держат. А мне… Мне десять гривен собрать надо.

– Много собрал? – усмехнулся боярин.

Парень только рукой махнул.

– Понятно. С нами пойдешь. Все расскажешь. Но смотри, чтобы правду!

– Куда я денусь? – татарчонок зыркнул исподлобья.

– Тогда сзади запрыгивай! – Вилкас принял поводья пегого из рук дружинника со шрамом на левой щеке. Сунул ногу в стремя. Задержавшись на миг, улыбнулся. – Знал бы ты, как я рад тебя видеть!

Студень 6815 года от Сотворения мира Верхний замок, Витебск

Никита вначале считал дни, проведенные в темнице, а потом сбился и бросил. Можно, конечно, было черточки на стене рисовать, процарапывая их ногтем на плесени, или узелки завязывать. А зачем? Поверить в то, что ордынец, чужак в этом городе, сумеет насобирать десять гривен – просто уймищу денег! – это все равно, что поверить в восход солнца на западе. Или что птицы осенью вдруг соберутся в стаю и улетят на север. А потому парень прикидывал, как ему удобнее будет убежать из холопства. Нет, если в Верхнем замке к работе пристроят или, того хуже, на княжеском подворье, то удрать будет нелегко. Очень сильно постараться придется. А вот если новоявленного холопа продадут кому-то в Нижний замок или посад, хозяин очень скоро останется «с носом». А там… Разыскать коня и вперед – на Вроцлав. Жалко татарина бросать, да ничего не поделаешь. Если задуматься, он все же обуза…

«Смотри, пробросаешься… – произнес усталый голос в сердце Никиты. – Неужели твои дела выше дружбы? Отомстить за Горазда – святое. Но учитель мертвый, и ему все равно, насколько быстро осуществится месть. Да и неизвестно еще, хотелось бы ему, чтобы за него мстили? Учитель много рассказывал о чиньских монахах, которые были чужды злопамятности и, благодаря размышлениям и умерщвлению плоти, достигали таких вершин духа, что мелкие земные страстишки – зависть, злоба, жадность – их не волновали, оставаясь где-то там, в сторонке. Может, ты и про Василису забыл? А ведь смолянку выручать надо! Сыскать мадьярского купца и хорошенько по шее настучать, чтобы впредь неповадно было девиц похищать. Или она пускай тоже выкарабкивается, как сама сможет? А ты будешь мчаться на Вроцлав, искать Федота. Кто знает, быть может, и поединок с ним затеять удастся? А вот победить? У предателя опыт сражений несравнимо больше. Не учебных поединков на затупленном оружии или когда бойцы успевают отдернуть острие перед уколом, чтобы не причинить вреда, а настоящих схваток – насмерть, или ты, или тебя…»

В сердцах парень хватил кулаком по стене. Разбить костяшки не разбил – он давно уже мог лупцевать неошкуренное бревно без всякого вреда для себя. Но боль, отдавшаяся в локоть, отрезвила, заставила мыслить холодно и рассудительно.

«Значит, прежде всего нужно найти Улана. Бежать, так уж вдвоем. Тем паче, с лошадьми он не в пример лучше меня разбирается. Если что, так и украдем… А после надо что-то думать. Попытаться отыскать Василису. Поговорить с ней – знает ли она о смерти Мала? А вот Андраша Чака стоит хорошенько проучить. И никакая охрана не поможет…»

Скрипнул засов по ту строну дверей.

Никита насторожился. Для разносчиков хлеба рановато…

Или Улан все-таки насобирал необходимую виру? Да нет! Быть того не может! Разве что грабил кого-то… Или попытался ограбить, его поймали, и теперь сидеть им вместе, пока в холопы не загремят!

Дверь распахнулась. Рыжие блики факела метнулись по стенам, полу, затянутому паутиной своду поруба.

Мордатый охранник, которого парень запомнил по стойкому запаху лука, скомандовал:

– Выходи, головник!

– Что за спешка? – Никита поднял с пола полушубок, отряхнул прицепившуюся солому. – Куда идем?

С таким же успехом он мог спрашивать бадейку для нечистот. Витебчанин хрюкнул, что-то невнятно пробормотал себе под нос и кивнул на выход – давай, мол, шевелись.

Никита пожал плечами и зашагал. Что бы ни ждало впереди, а все же лучше, чем сидеть и плевать в потолок. А вдруг удастся сбежать прямо сейчас? Лишь бы во дворе не ждали их стражники с самострелами.

Мордатый сопел позади. К стойкому луковому духу добавился еще и крепкий перегар. Видно, вчера хорошо отдохнул.

Яркий дневной свет – наконец-то ветер разогнал тучи, и солнце засияло в пронзительно синем небе – ударил по глазам.

– Вот он, головник ваш! – послышался знакомый голос.

Фрол Силыч подпирал плечом бревенчатую стену и скалился, будто жеребец.

А напротив него…

Никита охнул. Быть не может!

Рядом, плечом к плечу, стояли Улан-мэрген, улыбающийся, словно ему подарили самого красивого и быстроного коня в мире, и Вилкас, живой и здоровый. Только правый глаз чуть прищуренный, будто ему докучают солнечные лучи, отражающиеся от сугробов.

– Волчок!

Парню захотелось подпрыгнуть и завизжать от радости. Но он сдержался. Позади друзей замер еще один человек – темнобородый мужчина в добротном овчинном полушубке, из-под которого выглядывал край кольчуги.

Литвин шагнул вперед, распахивая объятия:

– Никита! Живой!

– Как вы меня нашли?