Ужин Анна распорядилась принести Арине в горницу, хоть сестренки ее и спали уже, а сама она сказала, что ей многого не надо – три дня поститься будет в соблюдение епитимии. Да и не дали бы девки ей спокойно поесть на кухне за общим столом. С расспросами приставать не посмели бы, но уж пялились бы во все глаза непременно – любому кусок поперек горла встанет. Ну, и помимо этого рассуждение имелось: и без того приезд этой странной вдовы вызвал сумятицу и нездоровое оживление и среди отроков, и среди девиц, правда, совершенно различного свойства. После того же, как отроки купеческого десятка поработали языками, разговоры и вовсе не остановливались. Хватит – одному уже Андрей язык порезал; пусть лучше нынешним вечером Арина в девичьей посидит, от греха подальше. Заодно и отдохнет.
Впрочем, эта предосторожность особого успеха не принесла: Анна отметила, как возбужденно переговаривались отроки, толпившиеся перед ужином возле девичьей. Да и девки, сбившись в стайки, усиленно чесали языками и пребывали в крайнем возбуждении, особенно Анька.
А Анька и правда пребывала в состоянии тихого бешенства, вызванного приездом в крепость этой непонятной бабы. Возненавидела она ее мгновенно, еще до того, как услышала все те невероятные рассказы, что с совершенно непонятным ей восторгом отроки купеческого десятка успели поведать всем желающим, хоть и «по секрету», с оглядкой. Аньке хватило единого взгляда на шалые лица мальчишек, хлопающих глазами вслед наглой чужачке. На нее, боярышню, небось, так не смотрели! А эта ведь старая совсем, овдоветь успела, и туда же!
И совершенно невдомек было Анне-младшей, что все эти чувства спокойно мог прочитать на ее лице любой, кого они хоть сколько-нибудь интересовали. Уж мать-то запросто. Анна-старшая внимательно оглядывала своих подопечных, отмечая на лицах то нарочитое презрение, то искреннее возмущение, то просто извечное женское любопытство.
Не одна Анька была взбудоражена появлением Арины. Ее чувства вполне разделяла и Прасковья, Анькина соперница в деле сокрушения мальчишечьих сердец. Проська – до крещения звавшаяся Пригодой – была младшей дочерью старшей невестки Славомира, Дарены. Она считалась в Куньем завидной невестой и первой красавицей, и уступать это место без боя, даже и ратнинским боярышням, совершенно не собиралась, так что поначалу отношения сестер с новой родственницей были отнюдь не благостные. С Машкой до сих пор такими и оставались, хотя и не были уже столь обострены – та Проську мигом окоротила. А вот с Анькой они в конце концов сошлись. Правда, как оно часто в таких случаях и бывает, девчонки то ссорились, то мирились, выясняя извечный вопрос – «кто на свете всех милее», но неизменно объединялись против тех, кто пытался у них это первенство оспаривать. А сейчас им обеим был брошен вызов: нахальная баба, не прилагая для этого ну совсем никаких усилий, вдруг оказалась настолько привлекательнее для отроков, что они мгновенно и напрочь позабыли о существовании подруг! Остальные парни возбужденно переговаривались с «купчишками», восхищенно хлопали глазами и то и дело посматривали на дверь девичьей, явно ожидая появления Арины. Это было ужасно обидно и крайне возмутительно. Да и у прочих девок приезжая восторга тоже не вызвала.
За ужином, в отгороженном от остальной кухни помещении, где за большим столом сидели девицы, Анна не столько ужинала сама, сколько внимательно следила за своими ученицами.
– За столом разговоры прекратить! – шикнула она на дочь, которая не столько в миску смотрела, сколько стреляла глазами по сторонам и что-то пыталась обсуждать с соседками – Проськой и Лушкой, а те в ответ согласно кивали. Да и Машка, обычно не слишком жаловавшая сестру, сейчас глядела на нее почти что с одобрением.
– Анюта! Я кому сказала!
– Да поела я уже, мам! – дернула плечом Анька.
– А поела, так сиди смирно, другим не мешай, – нахмурилась Анна. – Уважение к подругам имей!