– Про то, что в лесу было, мы с тобой в другой раз поговорим, – вернулась Анна к тому, что волновало ее больше всего. – Ты мне лучше вот что скажи: Андрея у нас в Ратном и жены, и девки стороной обходят, глядеть на него лишний раз боятся, а ты, говорят, сама ему поклонилась, когда об опекунстве речь зашла. Там же не один он был – и Лука, и другие ратники… Почему же ты именно ему доверилась?
Арина при имени Андрея еле заметно напряглась, но и в этот раз не замялась, твердо взглянула в глаза боярыни – только щеки слегка порозовели – и ответила:
– Сама не ведаю… Я тогда его одного из взрослых мужей и знала хоть немного – он с отроками за нами приезжал, и поняла – надежен. А что боятся его все, так мне только потом сказали… И до сих пор дивлюсь, почему даже родня его не видит… – голос Арины дрогнул, но она договорила, – он же одинокий очень. А душа – добрая и… трепетная. Я такого еще среди мужей и не встречала…
– Другие на него годами смотрели и не замечали ничего, а ты, почитай, с первого взгляда разглядеть сумела, – задумчиво, словно себе самой, проговорила Анна. И тут же хлестнула вопросом, как давеча: – Кто тебя так видеть научил?
Арина – по глазам ясно было – поняла, О ЧЕМ ее боярыня спросила. И ответила обстоятельно:
– Бабка у меня была… не кровная родня – ее еще до моего рождения прадед в род ввел. Она и научила замечать не только то, что в людях на поверхности видно, но и то, что у них в глубине скрывается, – и, чуть помедлив, добавила почти с вызовом: – Знаки Лады у меня на одежде – о ней память.
– Только этому учила? И ничему больше? – вопрос опять прозвучал резко, но Анна видела – Арина прекрасно понимает, ЧТО ИМЕННО ее интересует и почему. Понимает – и не обижается.
– Почему же только этому? Разному научила – она ведь много чего умела. Ее у нас ворожеей считали. Вот только меня ворожить она даже и не начинала учить, говорила, что я свое счастье и без ворожбы встречу. Да и не бывает счастье навороженным… Жаль, до моего счастья она не дожила.
– Бабка крещеной была?
Тут Арина слегка смешалась, затрудняясь с ответом:
– Не знаю, никогда не спрашивала – я ведь тогда еще девчонкой была. От православной веры она меня не отвращала, наоборот, учила любую веру уважать. И с попом нашим мирно уживалась.
Анна вспомнила, что Илья рассказывал про того попа, улыбнулась и, заметно расслабившись, заговорила уже гораздо мягче: строгая боярыня опять уступила место доброжелательной и гостеприимной хозяйке.
– Ну, даст Бог, и найдешь ты у нас свое счастье… – Анна внимательно и со значением посмотрела на Арину и кивнула на ее пояс, где среди различных мешочков и привесок блестел одинокий серебряный голубок на конце серебряной же радуги. Видно было, что второго, парного к нему, с противоположного конца радуги когда-то отломили. – Я гляжу, голубок-то у тебя пару себе не ищет. Аль все еще не хочешь нового сватовства? До сих пор по мужу убиваешься?
Молодая женщина склонила голову и прикрыла глаза, как будто прислушивалась сама к себе, потом глубоко вздохнула, кивнула в ответ то ли на слова Анны, то ли на какие-то свои мысли и решительно сняла с пояса символ своего вдовства.
– Что со мной дальше будет – не знаю пока, да и не хочу далеко загадывать. Твой сын, Анна Павловна, нас в беде не оставил, Андрей Кириллович под свою опеку взял, Корней Агеич принял… Век за то им всем и тебе за ласку благодарна буду. Нам теперь новую жизнь начинать надо, а уж какая она сложится… Бог весть. Поживем – увидим.