Отроки до потопа

Уютно пристроившись щекой на парте, Гера сладко подремывал, малыши за партой хихикали и по очереди подсовывали друг другу какие-то фантики. Антон, как всегда, изображал делового. А может, уже и не изображал: черкался в блокноте, что-то опять прикидывал и высчитывал. Вроде как отец обещал пристроить к себе на работу, и кое-какие проекты у Антона постепенно вызревали. Серегу он, кстати, тоже с собой звал. Все-таки лишняя копейка в доме не помешает. Но Серега мечтал о другой работе. Чтобы колбасить напильником и зубилом по металлу или на токарном станке пластаться. А еще лучше город какой-нибудь откапывать — вроде той же Трои или Каллатиса. А можно и в экспедицию с поисковиками рвануть — за снежным человеком, за сибирским окапи, на худой конец — за сбежавшим в канализацию крокодилом. По-любому, это было лучше и интереснее. Бухгалтерия же, телефонные звонки, обязаловка пялиться в экран его нимало не привлекали. Трупный какой-то виртуал. Кулинарный фокус-покус. Наваривание бабок из ничего. То есть сами по себе бабки всегда к месту, но если жизнь, как коврик, сворачивается ради этих бабок, то на фиг такой заработок!

Вон Саид стоит на углу улицы Баумана и торгует. Закупает бананы, помидоры с яблоками за пару кварталов с такого же лотка, набрасывает сверху десятку и перепродает. Типа, бизнес. То есть именно так это все величают, но на деле-то — чешуя в песочнице! Вроде войны десертиконов и автоботов. Тоже ведь чушь полнейшая, а народ тащится, залипает. И пластаться готов от рождения до гробовой доски. И где тут, спрашивается, хоть какой-нибудь смысл?

В общем, подобный бизнес Серегу не прикалывал. Ни в малейшей степени. Потому что этой весной они тоже лопухнулись. До обидного крепко. Нажегшись на самых обыденных вещах.

А всего-то и хотели честно заработать! На чипсы с кроссовками, на уличные ролики. Короче, собрались с духом и отправились по инстанциям добывать разрешения-справки. Потому как малолеткам работать нельзя. Священное право на отдых у них есть, а права на труд нет. Только с четырнадцати — и то в самых пастозных местах, куда и бомж последний прийти постесняется. Ну и двинули искать правду — с биржи труда кочуя по шаражмонтажпредприятиям, доказывая повсюду, что не верблюды, что хоца работать и не хоца воровать.

В конце концов устроились. На завод по производству швабр и капканов. То есть швабры — для поломоев, капканы — для грызунов. Дело вроде благородное, но вылилось таким обуваловом, что до сих пор было тошно вспоминать. За три дня малолетние энтузиасты извели все заводские заготовки, собрав общим счетом около семи тысяч швабр и полторы тысячи капканов. Завод встал, склады опустели, пружины и прочие сопутствующие детали иссякли. Как выяснились, эти перцы не готовы были к столь ударному труду. Да и рынок такое количество швабр с капканами заглатывать отказался. Короче, влипли по полной — работы более не было, а плата оговаривалась исключительно сдельно. Задор угас, и трое отважных, здраво рассудив, что на заводе им ничего не светит, написали заявы об увольнении.

За свои швабры они втроем едва отработали столовку. Ну и на торт с газировкой осталась мелочовка. Антон первым раскусил факт надувательства. Гера, не удержавшись, назвал директора козлом, директор сделал вид, что не услышал. Серега же рассвирепел по-настоящему. В отместку — с пяток швабр перебросил через забор случайным прохожим, несколько капканов расставил прямо на заводе. Так вот и срулили. Желание трудиться честно у них отбили начисто. Гера заявил, что пойдет лучше в армию — гонять на бэтээрах вдоль китайской границы, мочить тушканчиков, Антон тоже дрогнул, всерьез призадумавшись о торговле воздухом. А Серега… Серега так ничего и не выдумал. Всем троим было одинаково стремно. Родная страна не вняла детскому энтузиазму и ни за что отшлепала по заднице. Теперь вот с таким же равнодушием готовилась дать пинкаря ветерану…

Серега вновь взглянул на старичка. С чаем тот покончил, сидел себе смирненько, шамкал губами и глазел на несчастную астру, которую, верно, должны были ему преподнести на прощание. Все ведь понимал прекрасно! И они понимали. От совместного понимания становилось совсем паскудно. В голове, на душе и даже в ладонях. Серега яростно потирал их и вспоминал Сэма с Анжелкой. Больше, конечно, вспоминал Анжелку, ее незадумчивое спокойствие — там, у костра. Выходит, ей тоже на фиг не нужна была война ветерана с его рассказами о друзьях-товарищах, об оставленной во вражьем тылу семье, о послевоенных репрессиях? То есть, может, и не было в жизни старика космического героизма, и на доты он грудью не падал, но ведь могла хотя бы послушать. Или сделать вид, что слушает. Как говорится, от коленок и глазок не убыло бы.