Отроки до потопа

Беседа и впрямь получилась. Сначала, конечно, вопросы из себя вымучивали, но потом как-то все разговорились. Благо и Маргоша подсуетилась — сбегала с малышами в учительскую, принесла на подносе кружки и чайничек с печеньем. После костровой картошки печенье, конечно, не катило, но чай да еще с пакетиками сахаридзе оказался очень даже уместным. Короче говоря, все пили чай, хрумкали печеньем и разговаривали, кто о чем хотел. Умный Антоша задавал вопросы про «тигры» и пушку «дору» с метровым калибром. Повеселевший Петр Васильевич честно признавался, что ни того ни другого на фронте не видел. Он и немцев видел в основном издалека, потому что был салапетом в партизанском отряде. На серьезные операции его не брали, а когда подрывали дороги, в основном стоял на шухере и семафорил, если где маячили егеря или дрезина с полицаями. Даже оружия — хотя бы маломальского «вальтера» — ему не давали. Ради его же собственной безопасности.

— Полицаи могли где угодно нас остановить, в любой момент обыскать, — смущенно объяснял Петр Васильевич. — Если ничего не находили, давали тумака и отпускали.

— А если бы что-то нашли? — встопорщенно вопрошал Гера.

— Ну… Если бы нашли, тогда все.

— К стенке?

— Зачем же. Сразу спровадили бы к местным гестаповцам. Им ведь галочка за это, наградные и прочие поощрения.

— Во гады!

— Конечно. А уж сами немцы с нашим братом не церемонились…

Методика и тактика «гестапо» Геру живо заинтересовала, но ветеран его разочаровал, поскольку Бог миловал, и в застенки ему попадать не пришлось. А вот старшие товарищи Петра Васильевича залетали. Кое-кого из них даже пытались спасать, налеты на деревеньки проводили — на лошадях, с шашками и автоматами. Прямо как во времена Дениса Давыдова.

Самое забавное, что новенькая тоже задавала вопросы, но спрашивала про какую-то фуфляндию: про женщин в тылу и женщин на фронте. То есть как, значит, бытовали, что готовили, чем раны перевязывали. А еще подробно расспрашивала про одежку, — что, мол, носили — юбки или брюки, красились ли, какого были роста. Каждый такой вопрос заставлял мальчишек распахивать рты и на секунду-другую замирать. Непрожеванное печенье сыпалось наружу, а Маргарита Ивановна бросалась на помощь ветерану и тоже что-то свое вспоминала.

А еще Серега ждал…

До последнего надеялся, что дверь откроется и в класс впорхнет Анжелка. И тогда все окончательно выправится. Потому что более никто ему и не требовался. Есть Гера, Антон, Петр Васильевич с Маргаритой, и хорэ! А на всех прочих — сто тонн навоза — вместе с их шашлыками, бельгийскими помповушками и островом Буяном! Да стоило ей только вернуться, и можно было бы преспокойно сочинить для грозного завуча очередную аллергию, внезапный вывих, историю о нитратной картошке. Расстроился, мол, желудок, вот и опоздала. Да что картошка! — он и с Сэмом сумел бы договориться, и с Шамой на кулачках пофехтовать. Краб, конечно, предъяв накидает, но и с ним как-нибудь разобрались бы. Не король ринга, в натуре! Всего-то из отряда ракообразных…

Но Анжелка так и не объявилась. Зависала, само собой, на острове. Вино, небось, трескала вместе со всеми, не только чай с бисквитами. И по мишеням стреляла. Из помповушек. Впрочем, об этом лучше было не думать. Мозги свихнешь, а все одно — ничего не придумаешь.

Между тем Петр Васильевич экзамен выдержал, хотя и обнаружилось, что многого в своих дремучих белорусских лесах он знать и ведать не мог в принципе. Да и войну он видел очень по-своему, поскольку был в те времена совсем зеленым щенком, даже помладше Сереги. Работал связным, носил партизанам хавку с лекарствами, с верхушек деревьев следил за окрестностями. Ребята смотрели на него и не верили в то, что он был когда-то молодым. Потому что юного Петра Васильевича представить себе было невозможно. Реалии диктовали свое, и от мысли, что перед ними сидит глубокий старик, было не отвязаться. Божий одуванчик, с пигментными пятнами на коже, согбенный и сухонький, с ломким голосом. То есть у них голоса тоже ломались, но совсем от другого. Свой переходной возраст Петр Васильевич оставил в прошлом давным-давно.

Под занавес ветеран хотел им поведать про советский лагерь, в который угодил после войны, как и многие другие партизаны, но не успел — прозвенел звонок с урока.

— Ну и ладно. Может, оно и к лучшему… — кротко улыбнувшись, Петр Васильевич переглянулся с Маргошей. — Стоит ли им про это знать?

— Стоит! — убежденно произнесла Маргарита Ивановна и тут же засомневалась. Все-таки она была добрым человеком, а чего уж тут доброго в рассказах о советских лагерях? — Может, как-нибудь в другой раз?

— Вот и договорились! — Петр Васильевич бодро поднялся, начал прощаться. Все прекрасно понимали, что другого раза уже не будет. Вероятно, никогда. И та же новенькая Оршанская удивила всех еще раз. Преподнеся старичку разнесчастную астру с коробкой конфет, поцеловала дедулю в щеку. Ей даже пришлось немного наклониться — Петр Васильевич оказался совсем маленьким, чуть ли не по плечо новенькой.

* * *

— Жаль, он про «дору» ничего не знал. Такая была махина!