Пока отец обдумывал полученную информацию, заинтригованная мама подошла и посмотрела на рисунки. Да, тему сын выбрал одностороннюю и не самую веселую. Вот семья, плывущая по улице города на самодельном плоту. Вот полузатопленный лес, верхушки кустарников еле видны на поверхности воды — до чего же страшно и красиво одновременно! На этом рисунке солнце опускается за океан, а вот здесь встает, и не покидает чувство, что на планете нигде не звучит человеческая речь! А вот кошмар наяву — трупы, плавающие на водной глади. Подробных деталей не видно, но некоторые фигурки маленькие и только от этого уже становиться холодно и неуютно. Детская фантазия, это здорово, когда рисуешь кошек и собачек. Но когда на рисунке космонавт в иллюминатор смотрит на одноцветную Землю…
…на которую он больше не вернется, тут таланту своего чада умиляешься все меньше и меньше и с какой-то осторожностью.
— Что, через сорок семь лет? — спросила мама, — Потоп?
— Окончательный потоп, — грустно сказал Тимур, разглядывая нарисованный океан под ночным небом, — других уже точно не будет.
— Разверзнутся хляби небесные? — сыронизировал отец, — Так, что ли?
Да, сын сегодня удивляет все больше и больше
— Не думаю, что это так смешно, — отреагировал Тимур.
— То есть, Бог опять наступает на собственные грабли?
— Да, наступает. Только теперь грабли лежат зубьями вниз.
— Красиво сказано, — похвалил отец и улыбнулся, — а сорок семь лет, это достоверная информация? Если дается определенный срок, значит можно что-то исправить?
— Вы уже ничего не исправите, — покачал головой Тимур, — все что могли, вы уже сделали.
— А что — все?
— Захламили Землю, как личную кладовку, — начал Тимур, — понавыдумавали себе религий, считая свою
С каждой новой претензией его голос становился жестче, а во взгляде читалась злость.
— Тим… — ошарашено произнес отец.
— Вы создали эту Землю?
— Да я-то…
— Просто ответь на вопрос.
— Ну… Ну, нет.
— Тогда кто вам дал право уничтожать все вокруг? — Тимур вопросительно посмотрел на родителей.
Поняв, что лучше дать ребенку выговориться, отец молчал. Мама прошептала:
— Да никто.
— Вторая Мировая, Чернобыль, ИГИЛ. Инквизиция, рабство, геноцид. Голод, пытки, массовые расстрелы. Да что я говорю, обыкновенное убийство носорога с целью отрезать рог, собственно, ради чего и ведется охота. Это ли не вершина человеческого идиотизма? Что вы нам оставляете после себя?
Отец смотрел на Тимура, и в груди холодело от страха. Нет, не от слов, хотя их и не ожидаешь услышать семейным вечером. Перед ним сидел будто не его сын. Какой-то чужой ребенок, маленький мудрец, жестко обличающий взрослых в невежестве и высокомерии.
— Вы что думаете, конца этому не будет? Да он уже наступил, пап. Мир летит в пропасть и никто из вас ничего не делает.
— Ну не я же убиваю этих несчастных носорогов! — хрипло возразил отец.
— Но ты и бычок не можешь выбросить в урну, почетный деятель культуры.
— Но я пишу музыку, — продолжал настаивать отец на своей непричастности к тому, что творится вокруг, — я делаю мир лучше.
— Да, делаешь, — согласился Тимур, — как и любой дворник, и педагог, и путевой обходчик. Все что-то приносят в этот мир, но этого мало, пап. Катастрофически мало. Встань на снегу на лыжи и попробуй тянуть назад связку из восьми хаски, да под горку, да ветер в спину. Вот они, ваши усилия. Жалкие потуги против тонущих танкеров с нефтью. Истребление тигров ради шкуры у камина. Бомбежка школ и больниц якобы по ошибке. Главы наших государств вместо того, чтобы объединить силы и испепелить на хрен терроризм на корню и попутно изобрести лекарство от рака, просто меряются письками, как неразумные дети.
Тимур замолчал и стало как-то очень тихо. Мать стояла, закрыв рот руками. Отец глубоко вздохнул.
— Ну, хорошо. Допустим, ты прав.
Тимур фыркнул. Отец замахал руками.
— Ты прав, да. Тогда возникает вопрос, что можно сделать?
— Единственное, что ты можешь сделать, это выйти на улицу и бить по щекам первого встречного, приводя его в чувство. Бей любого, не ошибешься. И тогда этот встречный присоединится к тебе и так далее, в геометрической прогрессии… В геометрической? Я правильно сказал?
— П-правильно.
— Вот тогда что-то начнет двигаться с места. Ты на это способен?
— Ну нет конечно, — отмахнулся отец, — это же бред!
— В таком случае, больше ничего не можешь. Разве что продолжать делать вид, будто делаешь.
— Да это почему?
— Потому что, ты не сможешь удержать своих хаски.
— Хорошо, а дать шанс?