Отсчёт пошел!

— А сколько этих шансов можно давать? Шанс можно дать одному человеку, только одному. А оправдает он доверие или нет, другой вопрос. Если дать шанс человечеству, то каждый будет равняться на ближнего, сравнивать себя с соседом, заглядывать в чужую тарелку. Я-то, вон какой! А он-то, плохой! А тот, еще хуже! Что мой бычок в сравнении с убитым носорогом или подорванными людьми?

Раздался хруст — Тимур сломал карандаш. Он удивленно посмотрел на обломки и положил на стол.

— Вы по своей природе ничего не сможете изменить. А вот мы, сможем. Кто — мы, хочешь спросить?

— Хочу.

— Дети. Каким образом?

— Каким?

Тимур потер ладоши. Было видно, что лекция не закончена.

— Скажи мне, какая самая главная черта руководителя? Любого — президента, директора школы, руководителя оркестра. Абсолютно любого. Ум?

— Ну, наверно.

— Близко, но нет. Амбиции? Не-а! Желание блага для своих подчиненных?

— Да! — выпалил отец.

— Нет! — ответил сын, — Самая главная черта руководителя — мудрость. Если только это хороший руководитель. Именно поэтому Соломон и просил мудрости, что изначально был мудр. Уж он-то бычки мимо урны не бросал.

Тимур улыбнулся своей шутке. Вот только отец его не поддержал.

— А причем тут дети и руководитель?

— Мы взрослеем. Мы встанем у руля. И каждый их нас — русский, американец, португалец, каждый будет держать свою связку хаски, помогая друг другу и не равняясь на других. И танкеры больше не потонут. Наши коллеги и единомышленники не буду тянуть на себя одеяло, как в твоем оркестре.

— Каждых хочет быть первой скрипкой, — сказал отец, — это естественно.

— Естественно стараться быть лучше, — возразил Тимур, — хочешь быть первой скрипкой, репетируй больше! Именно так надо набирать коллектив, который сможет добиться большего, нежели остальные. Поэтому, мы сломаем систему, о чем все бунтари только мечтают.

— И потопа, типа, не будет? — ехидно спросил отец.

— Если взрослые не будут мешать детям, все обойдется. А ты не будешь мешать мне.

— А как я… могу тебе…?

— Ожидал сегодня после работы увидеть такого сына?

— Да нет, — отец нервно хихикнул, — не очень.

— А адекватен ли он?

— Ты что, думаешь, я поведу тебя к психологу?

— В начале к детскому психологу, — поправил Тимур, — дальше — больше. Или ты после ужина не будешь искать телефон психдиспансера?

Что тут можно сказать этому маленькому философу, который бьет всех твоих козырных тузов картой какой-то новой масти?

— Я прошу тебя, не мешай мне, а лучше помоги.

— Да я с радостью, только как?

— Я сам смогу занять свое место, но мне не помешают твои деньги, знакомства, твое имя. Через 5—7 лет можно первую выставку организовать с твоей помощью. Все может пригодиться. Так проще будет. Ну, и ваша любовь и поддержка, в конце концов. А придет время, просто уступите место, дальше мы сами.

Видя смятение отца, он улыбнулся:

— Вы не виноваты, что такие. Вы просто все забыли.

— А что мы забыли? — устало спросил отец.

— Откуда мы приходим, и куда, в итоге, возвращаемся. Все дело только в этом.

Отец немного помолчал, и вдруг весело спросил:

— А откуда у тебя такие мысли, дружок?

Он все равно не верит, — подумал Тимур, — убеждай, не убеждай. Наверно, зря я все это затеял. Телефон психдиспансера найти не сложнее, чем любую отговорку.

— На пятилетие сообщили, — тихо ответил он, — жаль, что вы своих ангелов не слышите.

Возникло тяжелое молчание, которое так не любит мама.

— Есть идете? — спросила она тихо.

Отец поднялся и кивнул.

— Идем, конечно, — он посмотрел на Тимура, — но музыка-то у меня, хотя бы, хорошая.

— Тишина лучше любой музыки, — ответил тот и поправился, — да, папа, у тебя хорошая музыка. Лучше, чем крутят по «ящику».

— Ну все, — сказала жена, — уснул наш художник.

Она прошла за спиной мужа, сидевшего за компьютером, и, не заметив на мониторе нотного стана, наклонилась к нему и положила руки на плечи.

— Что смотришь?

На мониторе в соответствующих полях были введены ФИО ребенка, дата рождения, ФИО родителей, причина беспокойства. Курсор остановился на кнопке «отправить заявку».

— Думаешь, так будет лучше? — осторожно спросила жена.

— Я не знаю, Люб, — он спрятал лицо в ладонях, — я ни черта не знаю!

Лида

Борис открыл дверь, впуская маму и дочь, пришедших с поздним визитом.

— Привет, Боря, — слегка задыхаясь, сказала женщина.

— Привет, Кира! Привет, Лида! Проходите.

Они вошли в зал. Хозяин занял кресло, гости расположились на диване.

— Ну, что там у вас?

— Странное поведение у нас, — доложила мама, — и в садике, и дома.

Борис внимательно посмотрел на Лиду. Девочка была хмурой и взвинченной.

— К детскому психологу обращались?

— Она дважды убегала из дома, обращались, да.

— Я и третий раз убегу, уже с другом, — оповестила Лида.

— Поговори мне еще!

— А как остальные дети?

— С ними все в порядке, слава богу.

— Понятно. Продолжай.

— Я уже ко многим ее закидонам привыкла, но сегодня она разбила телевизор, и только потому, что там шла реклама. Бабушка чуть с ума не сошла.

— Разбила телевизор, — повторил доктор.

— В смысле, экран разбила. Взяла молоток и… Я сразу же тебе и позвонила.