Оцепенение

Он пододвигает одну ногу, прижимается пахом к моим ягодицам, и я явственно ощущаю это – его эрекцию.

Вырываюсь из объятий, на подкашивающихся ногах делаю шаг к стене, опираюсь о крест, чтобы не упасть.

– Прекрати! – кричу я. – Прекрати, а то я…

Дальше мне не хватает слов. В тот момент, когда мне действительно нужны слова, они меня не слушаются. Вместо того чтобы прийти мне на помощь, они прячутся где-то в уголках сознания, парализованные чувством уважения к пастору, Церкви, Богу и святости.

Пастор же изображает полное недоумение, что делает его похожим на хулиганистого мальчишку. Но взгляд у него сальный, когда он смотрит, как я пробираюсь ближе к двери.

– Прекратить что? – изображает он невинность.

– Ты… Ты… – заикаюсь я, – ты меня трогал!

Но слова не оказывают никакого эффекта.

Вместо того, чтобы попросить прощения, он только качает головой. Улыбка сошла с лица, и он холодно смотрит на меня.

– Но, Пернилла, – обвиняющим тоном произносит он. – Я бы никогда…

– Но я же чувствовала. Чувствовала. Тебя. Его. Когда ты…

– Прости? – поднимает он брови. – Что ты чувствовала?

Мое лицо вспыхивает, я не могу произнести эти слова, не здесь, не в доме Божьем.

– Пернилла, я знаю, что ты расстроена, – продолжает пастор доверительным тоном. – В таком состоянии легко неверно истолковать ситуацию. Особенно когда ты столько лет одна. Я бы тоже на твоем месте мечтал о близости. В этом нет ничего странного. Наоборот. Это человечно, этого не нужно стыдиться.

Я вся горю от стыда.

– Я заявлю на тебя, – говорю я.

– За что? – взмахивает он руками. – Пернилла, все, чего я хотел, это только помочь тебе и Самуэлю. Сделать для вас все, что в моих силах.

Он прав.

Что я скажу? Что мне кажется, что я почувствовала спиной его эрекцию? Меня просто поднимут на смех, примут за одуревшую без мужика тетку, которая бредит пастором. Озабоченную и неблагодарную, потому что все знают, как много он для нас сделал.

– Прошу тебя, – продолжает он, – не позволяй этому недоразумению встать между нами. Наша работа с детьми очень важна. Она ведь тебе нравится?

Я делаю пару шагов назад. Только теперь осознаю всю степень его предательства. Потому что сейчас он говорит, что если я хочу и дальше отвечать за работу с детьми и подростками, мне лучше держать язык за зубами.

Поворачиваюсь и иду прочь из дома для собраний. Стараюсь изо всех сил идти спокойно, чтобы сохранить контроль над своим телом, но против воли ускоряюсь и перехожу на бег.

В груди растет чувство потери.

Будто бы он отнял у меня все самое важное – веру в него, веру в общину, может, даже веру в Бога. Не говоря уже о чувстве собственного достоинства. Впрочем, это последнее в этом списке.

Выйдя на солнце, я замечаю, что юбка на мне висит косо, и поправляю ее.

Может, это моя вина? Я оделась развратно и дала ему повод.

Лицо ангела и сердце змеи.

Может, я действительно вся в мать.

Манфред

Мы на Орнэ, острове Стокгольмского архипелага. Тут холодно и мокро, прибрежные скалы уже спрятались в сумраке, но синее июньское небо еще не успело потемнеть. Пахнет морем и водорослями. Этот запах смешивается с удушливым приторным запахом смерти.

В пятидесяти метрах от нас на камнях расставлены сумки и прожекторы. Мужчины в белых комбинезонах нагнулись над мешком.

Полицейский в униформе представляется Мириам и сообщает, что находка, сделанная немецким туристом пару часов назад, оказалась трупом.

– Он лежал в воде у скал, но мы вытащили его на берег, – поясняет она.

В паре метрах от нас ее коллега говорит по телефону.

– Судмедэксперт был тут, – продолжает Мириам, – Но труп плотно завернут, сложно что-то сказать. И она бы хотела, чтобы этот… сверток… доставили целиком в морг. Но, по крайней мере, нам удалось выяснить, что это мужчина и что скончался он давно. Больше мы ничего не знаем.

Я смотрю на море, гладкое, как черный шелк.

– Что там? – спрашиваю я.

Мириам кивает в сторону горизонта:

– Пара островов, шхеры и дальше открытое море. На востоке – Эстония, на северо-востоке – Финляндия. А на западе… – Она делает паузу, кивает в сторону материка и продолжает: – По-соседству с Орнэ есть Аспэ и еще пара островов. Ближайший – Даларэ, на северо-западе. Вы же оттуда приплыли?

Я киваю.

Криминалисты щелкают камерами. На секунду меня ослепляет яркий свет камеры. Я ничего не вижу, слышу только шум удаляющейся моторной лодки.

В метрах пятидесяти от нас стоит группа оживленно беседующих людей, очевидно, любопытные соседи.

– Ты с ними говорила? – спрашиваю я у Мириам, кивая на группу. Она качает головой. –   Так иди поговори. И запиши имена и контактные данные.

– Хорошо, – неуверенно отвечает Мириам и идет к местным жителям.

– Посмотрим? – спрашивает Малин, кивая в сторону трупа.

– А что нам остается?

Мы идем вниз по гладким камням, здороваемся с криминалистами и присаживаемся на корточки перед с трупом.