Оцепенение

И давно уже надо было поставить Карла-Юхана на место. Я такая тупая, столько лет не понимала, чего он на самом деле хочет. Но в моем мире было немыслимо, чтобы пастор мог пасть так низко.

Как я могу ему доверять после этого?

Ему или членам его общины.

А что Господь? Можно ли Ему доверять?

Я ускоряю шаг и гоню прочь крамольные мысли, но лицо пастора стоит у меня перед глазами.

Может, он прав и мне действительно нужен мужчина?

С рождения Самуэля я ни с кем по-настоящему не встречалась.

Я была на паре свиданий, даже влюблялась несколько раз, но не была готова впустить нового мужчину в нашу с Самуэлем жизнь.

Я с теплотой думаю о Марио, учителе физкультуры в гимназии. Что было бы, позвони я ему и пригласи на ужин? Что было бы, если бы я впустила его в свою жизнь?

За спиной раздается какой-то звук. Кто-то едет на велосипеде.

Я быстро схожу с дорожки и прячусь за деревом.

В пятидесяти метрах показывается велосипед. Пожилая дама с трудом крутит педали старого ржавого велосипеда. Сучок застрял между спицами и издает характерный треск.

Я вжимаюсь в ствол дерева и жду, пока женщина проедет мимо.

Шум затихает, и с губ у меня срывается вздох облегчения.

Сомневаюсь, что эта пожилая дама на ржавом велике может работать на Игоря.

Глаза привыкли к темноте, и я четко вижу кусты и деревья. Вглядываюсь в рощу в поисках валуна, и как только я замечаю что-то на него похожее, звонит телефон.

Проклинаю себя за то, что не выключила телефон, но смотрю на номер на экране и поднимаю трубку.

Звонят из хосписа.

Женщина представляется медсестрой Катей и сообщает, что отцу стало хуже.

– Сможете приехать? – спрашивает она.

У меня руки опускаются.

Только этого мне не хватало. Почему сейчас?

Потому что Бог наказывает меня за то, что я нагрубила Карлу-Юхану и бросила его одного с детьми, хотя знала, что один он не справится.

– Насколько ему плохо? – спрашиваю я. – Вообще-то я очень занята.

Медсестра терпеливо объясняет, что нельзя знать наверняка, но у него сильно упало давление и он без сознания. Речь может идти о часах или днях, но разумеется, мне решать, приезжать или нет.

Краем глаза я замечаю какое-то движение со стороны промзоны и поворачиваюсь.

Ничего не видно, но я уверена, что видела, как кто-то пробежал под фонарем и стремительно, как рыба в морской глубине, скрылся в кустах.

Я делаю несколько шагов назад в темноту. Говорю медсестре, что постараюсь, но не уверена, что смогу сразу приехать, и прошу позвонить, если отцу станет хуже, она обещает так и сделать.

Закончив разговор, я отключаю звук на мобильном и долго всматриваюсь в темноту. Все, что я вижу, это низкие кусты и белые стволы берез.

Вытягиваю руки прямо перед собой и делаю пару шагов. Рука упирается в холодный камень.

Вот он – тайник Самуэля.

Быстро опускаюсь на корточки и начинаю копать руками у камня. Хвоя и земля застревают под ногтями, но я продолжаю рыться в прошлогодней листве и ветках.

Я уже по локоть в земле, но ничего не видно. Думаю, что ошиблась местом, но внезапно земля проваливается, и руки шарят в пустоте, будто я наткнулась на пещеру под землей.

Я нагибаюсь вперед и сую руку под камень, вожу по корням и мокрой земле и вдруг нащупываю ткань сумки.

Через пять минут я снова у машины. Закидываю удивительно легкую сумку в багажник и снова оглядываюсь по сторонам.

Все спокойно. Никого не видно и не слышно.

Сажусь в машину, закрываю дверь. Выдыхаю.

Достаю мобильный.

Три пропущенных звонка.

Из хосписа.

Манфред

Меня будит стук по клавишам.

Жалюзи опущены, в комнате темно. Здесь жарко и душно, как в машине, оставленной на открытом солнце.

Я смотрю на часы.

Половина шестого.

Что такого важного подняло ее в такую рань?

– Что ты делаешь? – грубее, чем хотел, спрашиваю я.

– Пишу кое-что.

– Это я вижу. Но почему сейчас? Знаешь, который час?

– Могу пойти в гостиную.

Я со стоном откидываю одеяло. Я весь в поту, простыни тоже мокрые.

– Не надо. Я все равно уже проснулся.

Афсанех не отвечает, только пальцы быстрее бегут по клавишам.

Я поворачиваюсь на один бок, чтобы посмотреть, что она делает.

Ноутбук у жены на коленях. На экране улыбающийся лысый ребенок с уродливой кошкой на руках.

– Что это за хрень?

Пальцы жены замирают, она поворачивается ко мне. Взгляд напряженный.

– Это Юлия. Ей шесть лет, и у нее острый лимфобластный лейкоз.

– А зачем ты ей пишешь?

Афсанех тяжело вздыхает и хлопает крышкой ноутбука.

– Не ей. Ее маме. Мы познакомились на форуме для больных детей.

– Ты все еще торчишь на этих форумах?

Афсанех ставит ноутбук на пол.

– Да, торчу. И знаешь что? Тебе тоже стоило бы. Полезно общаться с людьми, оказавшимися в похожей ситуации. Людьми, которые понимают. Действительно понимают. Я не знаю, что ты делаешь со своим страхом, но мне необходимо с кем-то говорить о Наде.

Я не отвечаю, чувствуя себя незрелым юнцом на фоне моей мудрой не по годам жены.

Незрелым, бесчувственным… и безумно желающим закурить.

Понятно, что не стоит ей запрещать общаться с этими людьми, если это дает силы. Надя до сих пор не проснулась, и все, что помогает нам не сойти с ума, стоит того.