Отщепенец

Полторы тысячи человек: мужчин, женщин, детей. Раздетые до набедренных повязок. Обритые наголо: профилактика от насекомых. Сбитые в кучу: бок-о-бок, плечом к плечу, рука об руку. Толчея – обыденность. Норма, не заслуживающая внимания или раздражения. Спёртый, редко обновляемый воздух. Скверный запах грязных тел. Не менее, если не более скверный запах из троицы крошечных туалетов – изолированных каморок, примыкающих к «общаку». Шесть санитарных утилизаторов, по два в каждом туалете: работая на износ, утилизаторы едва справлялись с нагрузкой. Судя по индикаторам состояния, они грозили отказать в любой момент. Случись это, и люди столкнутся с проблемой нехватки питьевой воды, которая и так выдавалась по минимуму потребностей. Воду на барже получают путем переработки мочи, очищая её в дистилляционных камерах сантехники: рассол, состоящий из нечистот и солей, выбрасывается в открытый космос, а полученный дистиллят смешивается с влагой, сконденсированной из воздуха, и фильтруется до состояния, пригодного для питья.

На полу – жиденькие коврики из дешевой синтетики. Ковриков на всех не хватает, большинство обитателей трюма спит, как придётся, сунув под голову кулак.

– Мой мальчик! Мой Натху!

Скрестив ноги, Мирра Джутхани сидит в самой гуще. Брамайни откинулась назад, её затылок упирается в безволосую грудь старика: когда-то рослого, широкоплечего, но иссохшего с годами. Старик дремлет. Подбородок его трясётся, временами задевая Мирру. Женщина не замечает этого; впрочем, она вообще мало что замечает.

– Мальчик мой…

Мирра похожа на крысу. Она и есть крыса – тощая, голодная, живучая. Страх выжег в её мозгу способность здраво рассуждать. Остались инстинкты, и хвала Падмахасте, Дарительнице Благополучия, Той, что держит лотос! – рассудок завёл бы крысу в тупик, а так ничего, справляемся. Отсиделись в канализации, сбежали от крысиного волка. Неделю прятались в трущобах, выжив какую-то припадочную из картонной коробки, служившей ей домом. Припадочная хотела вернуться, но у крысы острые зубы. Труп Мирра ночью оттащила к реке и бросила на берегу. Там же, на берегу, крыса поняла, где её ждёт убежище – не временное, как четыре стены из картона, а настоящее.

Сорванный лист прячут в лесу, среди миллионов листьев. Беглую брамайни – на Чайтре, среди миллиардов сорасцев. Нищенку – в толпе нищих. А где вы найдёте больше оборванцев, как не на Чайтре, кишащей брамайнами, чьи страдания – энергия на продажу?

– Мой мальчик! Нет, они не найдут нас…

Мирра была уверена, что Натху с ней. Да вот же он, сидит у неё на коленях! Женщина вдыхает аромат сыновней макушки и улыбается. Натху четыре года, он не станет старше, пройди хоть триста эпох. С того дня, как… Мирра не помнила, верней, боялась вспомнить, что случилось в тот проклятый день, когда Натху сделался невидимкой для окружающих и перестал взрослеть. Для окружающих, да, но не для матери. Без сына Мирра не догадалась бы, как покинуть Хиззац. Это Натху подсказал ей, это он привёл её за руку к счастливым воротам. За воротами, на бетоне, раскалённом безжалостным солнцем Хиззаца, сидели полторы тысячи человек.

Полторы тысячи брамайнов без вида на жительство и рабочего патента. Полторы тысячи брамайнов в ожидании депортации на родину. Пятнадцать сотен брамайнов, у которых не было денег на самостоятельный вылет с Хиззаца, а значит, всех депортируемых привлекли к административной ответственности с обязательством оплаты штрафных санкций из доходов от принудительной продажи их имущества.

Вся Ойкумена знала поговорку: «Здесь Хиззац, здесь пляшут.» Туристы плясали один танец, местные жители – другой, нелегалы – третий.

– Мой мальчик…

– Эй, ты! – крикнул ей охранник, скучающий в будке у ворот. – А ну, живо на место!

Мирра видела это, как наяву. Сидя в вонючем трюме «Драупади», она улыбалась: Натху, её сыночек, помог маме так ловко, так близко, так скрытно подобраться к воротам, что охранник принял её за депортируемую, которая, дрянь этакая, замыслила побег. Ворота не запирались, охрана не беспокоилась о том, что их подопечные вдруг возьмут и ринутся прочь. Куда им бежать? С какой целью? Массовый побег карался строго: смерть для зачинщиков, для остальных же – ссылка на вольфрамовые рудники Тратбури, настоящий ад, где конкурировали две вечно голодные чертовки: смертность от силикоза и смертность от укуса ядовитых змей. Вы хотите в Тратбури? Ах, вы ещё не сошли с ума! Конечно, же, брамайны, чьё второе имя Терпение, а третье – Покорность, будут ждать высылки, не создавая охране лишних проблем. Но всегда находился кто-то, чьи мозги солнце превратило в кашу: такие брели к воротам, плохо понимая, куда идут, желая свободы, как желают глоток воздуха, и хватало грозного окрика, чтобы вернуть их на место.