Отщепенец

Предположить, что молодая брамайни притащилась к воротам с другой стороны, что она хочет не уйти прочь, а наоборот, явилась сюда, горя желанием добровольно депортироваться, что эта дурища страстно желает усесться голым задом на раскалённый бетон – о, в будке работал кондиционер, и мозг охранника охлаждался в достаточной степени, чтобы такая мысль даже в шутку не посетила его голову!

– На место, говорю!

Охранник показал брамайни дубинку:

– И не вынуждай меня вставать!

Мирра ускорила шаг, затем побежала. Умница Натху вприпрыжку бежал впереди любимой мамочки. Иногда он взлетал в небо, но всегда возвращался. Миг, другой, и толпа грязных уроженцев Чайтры, Пхальгуны и Вайшакхи, потерпевших крах в поисках инопланетного счастья, увеличилась на одного человека. Верней, это все думали, что на одного, а Мирра Джутхани знала, что на двух, знала и улыбалась.

Потом был трюм «Драупади», и прощай, Хиззац.

– Эй, вы! А ну живо на место!

Мирра постаралась сосредоточиться. В последнее время она плохо понимала человеческую речь. Что кричит этот верзила? Охранник? Требует пройти за ворота? Нет, мы уже на барже.

– Пятая бригада! Живо в энергоблок!

Кулак взлетел вверх:

– И не заставляйте меня повторять дважды!

Пятая бригада, сказала себе Мирра. Это я. Натху, слышишь? Это мы. Вставай, малыш, пора на работу. Иначе нас не захотят кормить. Здесь кормят отвратительно, но если мы останемся совсем без еды, мы умрём.

Баржа обходилась без наёмных «толкачей». К чему лишние расходы, когда трюм забит брамайнами, и каждый – ходячий, а главное, дармовой энергоресурс? Депортируемых разбивали на бригады и по очереди загоняли в энергоблок. Страдают? Голодны? Измучены условиями пребывания? Очень хорошо, значит, отдача будет выше. Экипаж «Драупади» также состоял из брамайнов, и те отлично представляли особенности природы своих сорасцев.

Вскоре Мирра уже сидела на рабочем месте у трансформатора, опустив ладони на холодные, чуть шероховатые пластины дублирующего контура, и бормотала освобождающую мантру: «Если есть у меня какие-то энергетические заслуги…» Вкусняшка, неожиданно вспомнила она. Нет, не так: «Вкусняшка». Грузовой рефрижератор. Там были такие же пластины. Там был смешной, быстро засыпающий Боров. Слышишь, Натху? Твоя мама однажды…

Нет, не помню.

Ничего, кивнул мальчик. Пустяки.

Натху сидел рядом. Его крохотные ладошки покоились на пластинах, сливая в контур внутренний энергоресурс ребёнка. В первый раз, когда Мирра попала в энергоблок, она устроила форменную истерику из-за того, что техники не позволили Натху сесть рядом с ней. Какой-такой мальчик, кричали техники. Сын? Какой ещё сын? Техники оскорбляли Мирру, называли гадкими словами, из которых слово «психованная» звучало гораздо лучше остальных. Техники даже дрались, вернее, били Мирру. Закрыв голову руками, Мирра кричала, что не позволит сыну остаться без матери. Натху маленький, он будет плакать. Когда рядом усадили какую-то чужую женщину, Мирра вцепилась ей в волосы. Ну тебя к чёрту, сказали техники. Идиотка, сказали техники.

Ракшас тебя забери, придурочная.

Это неважно, подумала Мирра. Пусть придурочная. Пусть бьют. Главное, они сохранили место для Натху по правую руку от меня. Мест в энергоблоке было больше, чем брамайнов в бригаде. Одно место пустует? Ну и ладно. Зато живем без проблем, в тишине, и не надо бить истеричку по почкам.

Мирра тайком улыбалась. Она знала, что место не пустует.

– Кто это?

За её спиной стоял наладчик. Тощий, как скелет, с пышными усами, скрывавшими рот полностью, наладчик смотрел на Натху. Смотрел так, словно видел его не хуже Мирры.

– Мой сын, – ответила Мирра.

– Сын, – кивнул наладчик. – Интересное дело. Как его зовут?

– Натху.

– Как?!

– Натху.

– Интересное дело, – повторил наладчик.

Грудь его украшал костяной свисток, подвешенный на чёрную крученую нить.

Наладчика звали Аюс Читраратха, и когда-то он был йогином ордена натхов. Он выбрал путь аскезы, и гуру-махараджа после долгих мучительных испытаний назвал его аугхаром, «не-стоящим-на-месте», обрезал Аюсу волосы, отсекая кармические реакции, и подарил свисток на нити из шести шерстинок. Аюс даже подумывал о серьгах. Он решился, хотя и знал, что не готов. Он обратился к гуру-махарадже, и гуру сказал: «Хорошо. Завтра я жду тебя на западном склоне Кайласы. Мы проведём там три дня, и ты получишь свои серьги.» Почему три дня, спросил Аюс. Почему не сорок? Обряд чира-дикши занимает сорок дней. Я должен гармонизировать свой жар. Я буду читать мантру: «Оṁkār ādināthāya namaḥ…» Я откажусь от сна. В качестве пищи я приму лишь мучную кашицу на воде с каплей масла гхи. Я воссяду без движения. Я затворю мои уста для всех, кроме вас, мой гуру-махараджа. Я правильно сказал?

Нет, ответил гуру. Неправильно. Он смотрел на Аюса равнодушно, как смотрят на прах под ногами, но Аюсу казалось, что гуру-махараджа смотрит на него с жалостью. Приходи завтра, сказал гуру, через три дня ты получишь серьги.

Я не приду, ответил Аюс.

И объяснил, хотя гуру не спрашивал, почему Аюс не придёт: