Отщепенец

– Тебе не обязательно любить его по-настоящему. Ты же умеешь моделировать чувства? Умеешь, я знаю. Доброжелательность, расположение, симпатия – твои модели неотличимы от настоящих. Надо быть опытным менталом, чтобы уловить разницу в оттенках. Я консультировался с доктором Йохансоном, он подтвердил мне твою квалификацию.

– Вы предлагаете мне врать родному сыну?

– Родному сыну? Мне нравится твой новый подход к вопросу. Прежний, с чужим человеком, был хуже. Нет, я не предлагаю тебе врать. Разве ты врал своим малолетним психопатам? Ты помогал им, спасал от самих себя. Окружи Натху любовью, опекой, заботой. Пусть он плавает в них, словно в тёплой воде. Модели? Искусственные образования? А какая, собственно, разница?! Пусть злоба с раздражением полежат на дне, где их никто не увидит. А на поверхность поднимай кораблики с парусами из бумаги. Этот ребёнок запуган до смерти. Дай ему хотя бы модель любви, и он потянется к тебе изо всех сил.

– Это дурной сон, – сказал Гюнтер. – Сын, антис, ваши приказы… Это дурной сон, кошмар. Сейчас я проснусь, и всё наладится. Я проснусь у себя дома, хорошо, не дома, в коттедже Управления. Проснусь и пойду умываться…

Тиран кивнул:

– Я тоже так думал.

– Когда?

– Через полгода после свадьбы. Дурной сон, сейчас я проснусь, всё станет, как раньше… Ничего не станет, как раньше, приятель. Просыпайся или спи дальше, но всё останется, как есть.

– Вы до сих пор живёте с этой женщиной? – ужаснулся Гюнтер.

– Нет, она ушла от меня к владельцу магазина кожгалантереи. Ты удивлён? Полагаешь, я не тот человек, которого бросают? Хорошо, что у нас не было детей. Я женился во второй раз, этот сон получше, он длится уже много лет. Но я думал так после первой свадьбы, и я думал так…

Тиран помолчал, кусая губы.

– После трагедии на Шадруване, – наконец произнёс он. – Я думал так после того, как Саркофаг захлопнулся. Когда ты принёс мне весточку от Регины, я решил было, что просыпаюсь, что вот-вот… Ничего не произошло, сон продолжился. С тех пор я плохо сплю по ночам. Кавалер Сандерсон, с чего бы это я разоткровенничался? Вы точно не поощряете меня, господин эмпат? Итак, вернёмся к главному. Ваша задача, как я уже говорил: сидеть в тепле и сытости, в полной безопасности, и любить, любить, любить собственного сына! Вам ясно, кавалер Сандерсон?

– Любить! – с горечью повторил Гюнтер, точно копируя интонации Тирана. – Любить собственного сына! В тепле и сытости, в полной безопасности. О какой безопасности вы говорите? Вы что, держите меня за идиота?!

Тиран наклонился вперёд:

– Минус девятый этаж. Слой за слоем – термосил, ультрабетон, броня. Силовые поля. На каждом этаже – бойцы спецназа Управления. Периметр территории охраняют военные. В ближнем космосе дежурят корабли особого назначения. Новейшие системы защиты. Полный контроль. Днём и ночью, от орбиты до ядра планеты. Если это не безопасность, то я не знаю, что вы понимаете под безопасностью. Чтобы пробиться к вам, надо быть Генералом Ойкуменой!

Гюнтер взял пластиковую бутылку с водой. Он пил долго, жадно, хотя мочевой пузырь криком кричал: хватит! А может, на мочевой пузырь давила не выпитая жидкость, а страх, животный страх, от которого хотелось волком выть.

– Минус девятый, – вытирая ладонью рот, кивнул молодой человек. – От орбиты до ядра. Термосил, ультрабетон. Военные по периметру. Вы учли всё, кроме единственной мелочи, сущего пустяка. Как нас спасут бетон и термосил, спецназ и армия, если мой драгоценный сын вдруг захочет стартовать в большое тело? Предположим, ему надоест моя любовь. Предположим, он соскучится по друзьям-флуктуациям. Горячий старт, а? Что вы предусмотрели на этот случай?

– Ничего, – ответил Тиран со спокойствием смертника-террориста, уже застегнувшего на себе пояс с взрывчаткой. – На этот случай мы не предусмотрели ничего. На Ларгитасе никогда не было своего антического центра. Мы не знаем, как растят маленьких антисов. Не знаем, чем удерживают их от несанкционированных стартов, в первую очередь – от горячих. Как вас удерживали от насилия над чужими мозгами? Я имею в виду, после первичной инициации?

Гюнтер растерялся:

– Как? Ну, объясняли, говорили, что так нельзя.

– И вы слушались?

– В целом, да. Внутри интерната ментальные контакты даже поощрялись: мы приобретали необходимые навыки, в том числе конфликтные…

– А вне интерната? При общении с обычными людьми? С семьей?

– Мы ходили под «Нейрамом». Ну, пока маленькие… «Нейрам» блокирует ментальные усилия. Вы же помните, я вам говорил – тогда, на кладбище! Потом мы выросли, научились не лезть, куда не просят… Сдали экзамен по социализации. Наверное, с малышами-антисами работают по той же методике. Нет, ерунда: выход в большое тело не заблокируешь «Нейрамом». И потом, с нами работали преподаватели-менталы, сильнее нас, гораздо сильнее, а антисов воспитывают обычные люди – энергеты, но обычные… На все центры взрослых антисов не напасёшься!

– Вот-вот. А они всё равно не взлетают, эти дети. Если бы взлетали, была бы информация – о побегах из центров, о разрушениях при «горячке»…