Комплексную энграмму, максимально адаптированную для синхронизации, команде эмпатов внедрил пси-диагност Удо Йохансон, член экспертной группы. «Просто прелесть, что за мерзость!» — восхитился при первом знакомстве Мика Виртанен. Остальные засмеялись. Пожалуй, только Седрик смекнул, откуда Йохансон изъял эту энграмму. Для проверки своей догадки, выкроив свободную минутку, Седрик сунулся в вирт: ага, точно. Вот ты где, наш дорогой, наш главный козырь, наша соль проекта, если верить Тирану: Гюнтер Сандерсон, пситер Роттенбургского центра ювенальной пробации.
Бытовое насилие?
Несовершеннолетние?!
Привет, дружище Гюнтер, тебе и карты в руки.
«Страх, — вспоминает Седрик Норландер, пока кровь из носа течёт ему на грудь, заливая одежду, — врождённое оружие эмпата. В первую очередь, это
Седрик не знает, что эту же цитату вспоминал и Гюнтер Сандерсон — статья Фердинанда Гюйса о периметрах обороны ментала, бутерброд с сыром, принятый от Люси Фарринезе, звонок Яна Бреслау, машина ждёт внизу, и жизнь летит кувырком.
Сколько прошло времени? Секунда? Две? Десять?
— Контакт!
Вожак стаи обрушился на «Ловчего» первым. Волновая клякса — сгусток полей и энергий колоссальной мощности — ворвалась в Кольцо, легко пробив защитное поле корабля, намеренно ослабленное заранее.
Объект «Отщепенец», блудный антис.
— Спецкоманда — режим два! Импульс!
Ответ запоздал. На обзорниках ничего не изменилось, датчики безмолвствовали — кси-волну приборы «Ловчего» не улавливали. Но по тому, как содрогнулся, пошёл мелкой рябью Отщепенец, ясно видимый в центральной сфере, капитан Линдхольм понял: второй режим вступил в силу!
— Есть импульс!
— Держать волну! Полная мощность!
Вслед за вожаком подоспела стая. Криптиды с разгона ломились в защиту рейдера, размазывались по зыбкой, чуть мерцающей поверхности, сливались с ней, жадно тянули внутрь волновые щупальца. Несмотря на пси-блокаду, капитану чудилось, что котёнок, забавляясь, проводит острыми кончиками когтей по черепу Линдхольма, выбритому наголо. На коже оставались еле заметные царапины; они уже начали понемногу сочиться кровью.
Мыслями? Чувствами?!
Счёт идёт на секунды, подумал капитан. Счёт, он такой. Мысль мелькнула и исчезла: наверное, её высосали.
— Держать волну! Держать!
Отщепенец продолжал оставаться внутри Кольца. Его словно заперли на замок, а ключ выбросили в мусорный бак. Дрожь? Блудного антиса били конвульсии. Клякса сжалась, скукожилась — до смерти перепуганный ребёнок забился в угол, ища убежища от страшного мира взрослых. Сгусток полей отчаянно вибрировал, по нему пробегали сполохи: вспыхивали, гасли…
Перед отлетом капитану показывали запись трагического инцидента на Хельме. Пара ларгитасских чиновников. Молодая брамайни, её ушлёпок-сожитель. Безобразная драка, чумазый мальчишка, вспышка — и рябь безучастных помех. Помнил Линдхольм и слова Тирана:
«Для флуктуаций наши эмоции — пища. Любые эмоции. Чрезмерно мощный импульс способен отпугнуть фагов, но они вернутся и продолжат трапезу. Только тот, кто родился человеком, будет реагировать как человек. А если воспроизвести известную ему стрессовую ситуацию…»
Страх, переходящий в панику, был окрашен в знакомые Отщепенцу тона бытового насилия — знакомые воистину до боли. Прячься, кричал страх. Беги, кричал страх. Ну же! Помнишь, как ты уберегся, малыш? Как менял тела, одно на другое?! В бегстве — спасение, иного выхода нет.
— Ядро — режим три! Повторяю: Ядро — режим три!
— Есть режим три!
Воронка? Глаз урагана? Кольцо мощнейшего негатива бешено вращалось, стекая к центру, где формировалось пульсирующее сердце — оазис, расцвеченный самыми притягательными, самыми позитивными эмоциями: спокойствие, безопасность, домашний уют, тепло, материнская любовь… Плюс и минус. Два полюса. Два разноименных заряда, между которыми должна, обязана была проскочить искра.
В теории всё выглядело убедительно.
На практике же…
— Есть!
Доктор Эдлунд от восторга заорал так, что капитан чуть не оглох. Всё это время, пока длилась атака стаи, доктор наблюдал за одним-единственным объектом: изолированной каютой в самом центре Ядра, вокруг которой располагались внутренние посты четверых менталов, переключившихся с негатива на позитив. Каюта представляла собой точную копию комнаты, в которой разыгралась давняя трагедия на Хельме. Сейчас в углу каюты, ещё миг назад пустом, бился в истерике насмерть перепуганный мальчишка.
Три года, предположил капитан. Три с половиной? Четыре? Почему четыре?! Почему не семь, как предполагалось…
Утереть пот со лба? Нет, на это нет времени.
— Спецкоманда — отбой! Отбой! Всем закрыться!
Он поперхнулся. Нет, на кашель тоже не было времени.