Отщепенцы

Кротости и смирению она научилась здесь. Потому, как агнец некогда шла за велениями Господа своего, так и теперь послушно пойдет за Яном, коли Господь именно его послал на ее путь. Кто знает, возможно, и он постепенно придет к вере, и это, наоборот, София дана ему для того, чтобы научить его верить и любить?

Ростовских еще больше завалил себя работой, изматывая свой организм физически, так как морально он был выжат. Как он ни думал, ни ломал голову над всей этой ситуацией, ничего путного придумать не мог. Он чувствовал себя загнанным в угол, а он страсть, как ненавидел это чувство. Его вынуждали принять веру против его воли ради счастья Софии. Его зажали в угол, не оставляя иного выбора, не спрашивая его мнения, его желания. Он, конечно, может отказаться, но тем самым разочарует Софию, а он костьми готов был лечь ради ее счастья. Так неужели он не может прогнуться в этом вопросе?

Черт возьми, нет! Это его право, его осознанный выбор! И никто не смеет это отнять у него!

Он весь измучился, изгрыз себя вдоль и поперек. Бросить бы эту чертову затею и остаться одиночкой до конца дней своих. Но нет, он уже не хочет без нее. Не может. Как приворожила его, и не просто ангельской внешностью, чувствовалась в ней внутренняя сила, непреклонная убежденность, вера во что-то непонятное, непостижимое для Яна.

У него сильнее впали щеки и залегли тени под глазами от постоянного недосыпа. Мало теперь эротических снов, к ним еще добавились полуночные бдения с самокопанием, самоанализом и, как следствие, самогноблением от того, что он – сильный мужчина, не может пойти на уступки ради счастья женщины, которую хочет сделать своей. Его же упертость извела его в конец.

Как-то вечером София принесла ему в вагончик капустный пирог. Шел Великий пост, потому все блюда отличались постностью, зато из полученного молока готовили масло и сыр впрок да на продажу. Там было накурено – не продохнуть, даже открытая форточка не помогала. Он сидел за столом перед переполненной пепельницей окурков и курил, уставившись в одну точку перед собой. После стука девушка вошла, и Ян поднял на нее тяжелый взгляд. София замерла у входа в беспокойстве за него – неужто опять болезнь напала?

– Я не могу, маленькая, – надсаженным голосом проскрипел Ян, – пойми, я не могу вот так взять и поверить в какое-то… чудо! Свобода мыслей и убеждений – единственное, что у меня осталось. У меня отняли семью, друзей. Забрали свободу на многие годы. Моя идеология – единственное, что у меня не смогли отобрать. И я этим дорожу, потому что это мои мысли и мое мнение, и никто не в силах их поменять или заставить меня думать иначе! – он с грохотом уронил руку на стол и низко склонил голову. София сорвалась к нему. Поставив пирог на стол, она опустилась перед ним на колени:

– Что ты такое говоришь, Ян?! Как я могу заставить тебя делать что-то против твоей воли?! – от волнения она, сама не заметив, перешла на «ты».

– Можешь, милая. Можешь. – Он забыл тлеющую сигарету в пепельнице, развернулся к ней и обхватил грубыми ладонями ее нежное лицо, заглянул в глаза, – не словами, не поступками. Просто своим существованием. Я знаю, как для тебя это важно, венчания там всякие, обряды. Вот надо было тебе быть послушницей? Почему ты не могла быть обычной девчонкой, без этих своих загонов?! – в сердцах выдал он.

– Таков мой путь.

– Но я другой, понимаешь? – устало проговорил он еле слышно. – Я не смогу в одночасье раз – и стать верующим. Даже ради тебя я не смогу переделать себя так кардинально…

Нежная улыбка осветила ее лицо, взгляд из тревожного стал открытым, доверчивым, почти влюбленным:

– Я и не прошу тебя об этом. Ты такой, какой есть. Со своим прошлым, со своими ошибками, и со своими убеждениями. И я готова стать женой такого человека, какой ты есть сейчас, а не переделанного, переломанного под другие взгляды. Ты своей твердостью духа, закалкой уверенно поведешь свою семью по верному жизненному пути. И возможно вера сама к тебе придет. Не нужно за ней гнаться и в чем-то себя убеждать, ломая свои принципы и жизненные устои. Однажды, прозрение само тебя коснется, и даже тогда ты выберешь сам, как выстраивать свое духовное воспитание.

До Яна медленно доходил смысл сказанных ею слов. Он смотрел на олицетворение счастья в своих руках и не мог в него поверить. Сколько же чистой и светлой мудрости в этой девушке, направившей ее к таким правильным умозаключениям! Она даже не представляла, какой груз сняла с его души! Она принимает его таким, вот оно – истинное счастье! Да она ж ему крышу сносит без предупреждения!

– Спасибо, – прохрипел он, вкладывая в это слово чувство сильнейшей благодарности к ней.

Глава 17